Читать «Горькое вино Нисы (Повести)» онлайн - страница 86

— Я хотел, чтобы ты…

— Правильно, — повысил голос Гисташп. — Время сейчас неспокойное, всякое могут подумать — скажут, самозванец… Мало ли… Я вернусь, тогда и объявим. Народ, он скор на решения, да перерешать потом поздно бывает.

— Хорошо, — согласился Барлаас. — Мне спешить некуда, больше ждал. Ты только скажи писцу, пусть он поработает со мной. Хочу посмотреть, что там записано с моих слов, новое продиктовать.

— Да, да, — как будто даже обрадовался Гисташп, — я прикажу.

— Давно думал об этом, еще там, — признался Барлаас. — Хочу сложить свои песни в книгу. Как думаешь?

— Работай, работай, — заторопился Гисташп, — тебе никто не будет мешать.

— Я хочу так написать, чтобы люди поняли, что надо творить добро на земле, уничтожать зло.

— Да, конечно, — рассеянно откликнулся Гисташп, уже не слушая, не видя ничего вокруг: весь был там, во дворце. — Прощай, учитель.

Все-таки он назвал Барлааса учителем…

3

Сергей стал вдруг скрытным. Он никогда прежде не замечал этого за собой. А теперь появились у него тайны, и он ни с кем не делился, не хотел, даже с отцом и матерью. Сначала была одна белая тетрадь, теперь появилась Вера, его любовь. Он уверял себя, что это любовь. Иначе не могло быть, иначе была бы грязь, пошлость, один только стыд, — а у него была радость. Он думал о Вере, вспоминал ее, какой она была, — в Нисе и у себя дома, при мерцании свечи, наедине с ним, ночью и утром, и днем. Ему казалось, это длилось вечность, а было-то всего одну ночь и один день.

Как расскажешь об этом? Надо было рассказать все, а сделать этого он не мог, это выглядело бы в чужих глазах, в мыслях чужих, как (боже мой, есть же такие слова!) случайная связь. Нет, уж лучше смолчать, потом как-нибудь…

Он содрогнулся, подумав о родителях как о чужих. Но где-то в подсознании уже укоренилось оправдание. И это была Марина. Не поняли же тогда, не поймут и сейчас, потому что теперь все сложнее. Была ночь, было утро, был день — для двоих, для них только. Это была их тайна, его и Веры. Одному Барлаасу он мог бы ее раскрыть. Если б мог…

Начались занятия в школе. После уроков он шел на почту — иногда просто так, послушать бестолковые междугородние разговоры, сознавая, что в любой момент может позвонить в Ашхабад. Телефон был у Антипова, и Игнатий Ефремович мог позвать Веру. Нередко он и в самом деле вдруг заказывал разговор, и каждый раз Вера укоряла его, что неудобно беспокоить человека. Но он слышал, что она рада, и говорил ей:

— Я люблю тебя.

— Ты сумасшедший, — шептала в трубку Вера. — Телефонистки все слышат. Ты чего звонишь?

— Сказать тебе, что люблю.

И она смеялась счастливо…

Однажды Игнатий Ефремович пошел за Верой, но вернулся скоро и сказал, что ее нет дома. Сказал виновато, что-то уж очень елейно, подозрительно сказал. Сергей молчал настороженно, пытался понять, что же там происходит, уловить какую-то нотку, которая бы все открыла.

— Вы слышите меня, Сережа? — кричал Антипов и дул в трубку. — Алло! Сережа!

— Что с Верой? — упавшим голосом спросил Сергей. — Она здорова?