Читать «Они встали на пути «Тайфуна»» онлайн - страница 13

Овидий Александрович Горчаков

Павел Кирьяков молчал.

Пятым допрашивали Виктора Ординарцева.

Восемнадцатилетний Виктор Ординарцев в шутку говорил, что он в группе самый старый серпомолотовец, потому что у него с заводом была связана вся жизнь — еще в раннем детстве отец, гужоновец с 1905 года, сказал ему, что он пойдет работать только на этот завод после школы. Василий Прокофьевич, кавалер ордена Ленина, был на заводе знатным человеком и мечтал, что и сын его Виктор станет настоящим рабочим. Вообще-то у Василия Прокофьевича и его супруги Екатерины Ивановны было девять детей. Это была большая и дружная семья. Виктор стал на заводе слесарем, собирался окончить заводской институт. Отец гордился им — Виктор выполнял норму на 150 процентов. Несмотря на свои юные годы, он прославился как один из лучших футболистов заводской команды. Над кроватью у него висел портрет Валерия Чкалова — голубая мечта Виктора звала его в «пятый океан». Планы у него были большие и увлекательные. В комсомол вступил в октябре 41-го, перед уходом в партизаны.

Виктор Ординарцев молчал.

Шестым вызвали на допрос Ваню Маненкова.

Ваня Маненков был родом из Клина. В 1937 году ему исполнилось пятнадцать лет, когда он поступил на московский завод «Москабель» и одновременно стал учиться в ФЗУ. В 40-м году только двое выпускников этого ФЗУ получили второй разряд, и одним из них был Ваня. У него были золотые руки. Он выполнял высокоразрядные работы и быстро стал стахановцем. Член цехового бюро ВЛКСМ, он пользовался авторитетом среди молодежи завода. Он на все находил время: редактировал цеховую стенгазету, устраивал стрелковые соревнования, организовывал военные кружки.

Ваня Маненков молчал.

Вызвали Шуру Луковину-Грибкову.

Шура попросила у немцев воды, и те с готовностью дали ей напиться. Но она тоже отказалась отвечать на вопросы.

Родилась Шура под Москвой — в деревне Устье Угодско-Заводского района Московской области, не так уж далеко от Волоколамска. «Семья у меня серпомолотовская, — говаривала Шура, — мать — колхозница из батрачек, отец — рабочий». Такой родословной Шура гордилась. Любила вспоминать, что мама смолоду прослыла бунтаркой — была заводилой в забастовках батраков и сельских рабочих, участвовала в октябрьских боях 1917 года в Москве, воевала на фронте во время гражданской войны. Отец старался от матери не отставать, боевые были пролетарии. Шура в мать. Впервые о Шуре заговорили в деревне, когда она, начинающий селькор, напечатала в районной газете острую заметку о плохом отношении к лошадям в ее родном колхозе. Заметка крепко помогла, и даже взрослые в Устье зауважали девчонку. С детства Шура много и хорошо рисовала карандашом. Ее наброски посылали даже в райцентр на выставку. Еще пионеркой с большим успехом оформляла праздничные номера стенгазет, не наклеивая вырезанные из журналов портреты и иллюстрации, а рисуя сама. И еще было у нее одно редкое увлечение: любила она срисовывать орнамент старинных наличников, народных вышивок. Потом это пригодилось ей в училище.