Читать «Газета День Литературы # 102 (2005 2)» онлайн - страница 52

Газета День Литературы

На Западе — в Эдем

Изрезанного решета

Высокой буквы М.

Мария, мир лежит у ног

Портала Твоего,

Но небо ранено, — ей Бог! —

О контуры его.

Лариса ВИНАРОВА

Художник, поэт, переводчик. Живет в Москве. С 1991 г. ведет иконописную школу. В начале апреля, в издательстве Православного Открытого Университета вышла книга католического святого Хуана де ла Крус "Восхождение на гору Кармель" в переводе Ларисы Винаровой.

***

Когда он смесью праха и слюны

коснулся век моих, отверстых праздно,

мне показалось: два резца алмазных

в зрачки вонзились. Заворожены,

взирали люди и средь тишины

"Назад, во тьму!" — я возопил безгласно —

"За что меня ты сделал столь несчастным?

Как страшно зрячие одарены!"

А мир, язвящий, с каждым новым взглядом

вливался в очи смертоносным ядом.

"О девственность! О сон во тьме ночной!

За что, за что ты так меня обидел?"

Все вглядывался я, и все не видел

жестоко поступившего со мной.

Евгений Ростиков

ДИНАМИТ ДЛЯ ЛАУРЕАТА

(Маленькая повесть о большом человеке)

Возможное сходство фамилий и судеб героев

повествования с фамилиями и судьбами

реальных лиц совершенно случайно.

Когда-то этот фрак сидел на нем идеально. Не то что ныне. Долгие годы ожидания Нобелевской премии не прошли бесследно. Он смотрел в зеркало и понимал, что в таком виде его не пустят даже на порог стокгольмского Grand Hotel, где, как он знал, и останавливаются нобелевские лауреаты.

Сколько раз он прокручивал в своем, уже явно оскудевшем, воображении всю церемонию награждения. Вот он читает членам Шведской королевской академии свою нобелевскую лекцию. Конечно же, откровения, которые прозвучат из его уст в этот день, затмят всё то, что говорили прежние нобелевские лауреаты. Он будет спокоен среди жалких страстишек, какими полна жизнь и особенно это ремесло, которым судьба уготовила ему заниматься, — литература. Он будет говорить о невиданной ранее красоте, о высоком борении духа, о страшной тайне, известной только ему, которая все эти долгие годы подпитывала его. Но саму эту тайну он унесет в могилу. И когда какой-нибудь щелкопер все-таки докопается и обнародует ее, никто этому щелкоперу уже не поверит. И он — Федор Дроб — останется в памяти человечества своими, как писали критики, необычайно правдивыми романами и возвышенной мудрой речью, сказанной по случаю вручения ему Нобелевской премии.

Поживились они тогда изрядно: банка самогона литра на три и два куска сала, видно, еще довоенного, пожелтевшего, пальцев в пять толщиной. Да и девка оказалась ядреная — крутобедрая, грудастая… И как только такое богатство могло сохраниться в этой, так и оставшейся ему неизвестной, полуразрушенной деревушке, в окраинном доме, глухой стеной упирающемся в переломанный, перекорчеванный снарядами лес?!

Пока хлопцы развлекались с девкой, он ловко резал сало плоским немецким штыком и торопливо обдумывал способы, как избавиться от дружков. Конечно, помяв девку, они допьют самогон и примутся искать добавки. Потом завалятся спать, а его — как самого молодого — выставят в дозор. Вот тогда он и рванёт. Главное, перейти линию фронта. А там, по лесам, по болотам, как-нибудь доберется до родной Засарайки. Мать спрячет его от войны, сбережет от смерти единственного сыночка.