Читать «ЗАВЕТ ПРЕПОДОБНОГО СЕРАФИМА христианским супругам, родителям и детям» онлайн - страница 14

Автор неизвестен

     Господь никогда не оставляет любящих Его. Чтобы утешить Монику, чтобы усилить ее любовь к Патрикию, несмотря на его неверность, чтобы сделать для нее сносным и даже дорогим домашний очаг, где она столько вытерпела, Бог дал ей насладиться величайшим счастьем: она сделалась матерью!

     Блаженный Августин, оставивший по себе вечную славу, был первым ребенком. Второй сын Моники - Навигий. Это был кроткий, благочестивый ребенок. Моника находила в нем большое утешение. Августин и Навигий были не единственными детьми Моники. У нее еще была дочь, названная именем одной из наиболее чтимых христианских подвижниц в Африке, святой Перпетуи, знаменитой карфагенской мученицы. Вот семейство блаженной Моники. Несмотря на то, что в нем отец был язычник, что свекровь и все домашние были чужды по вере блаженной Монике и даже, может быть, делали попытки ослабить влияние матери на детей, чтобы воспрепятствовать всякой возможности дать им христианское воспитание, все трое отличались благочестием. Моника была бы утешена юным семейством, дарованным ей Богом, если бы новая, тягчайшая из всех испытанных ею до сих пор горестей не присоединилась к прежним огорчениям и окончательно не отравила ее жизнь. Патрикий все более и более предавался порокам. Ни совершенство ума и сердца его юной супруги, ни нежность и сила ее привязанности к нему, ни рождение троих детей не могли его привязать к семейству: не внимая просьбам и слезам Моники, он начинал явно вести распутную жизнь.

     Оставленная и обманутая мужем, Моника, которой было не более 27 лет, увидев, что все надежды первых дней брака пропадают одна за другою, усугубила упование на Всевышнего и усердные к Нему молитвы. Она продолжала быть кроткой, терпеливой, внимательной к мужу и, надеясь еще более угодить ему, обратила всю любовь на детей.

     Было бы, кажется, излишним говорить, что Моника начала великое дело воспитания своего сына Августина прежде, чем она услышала его детский лепет. Она начала его еще ранее, т.е. прежде его рождения. При первой мысли о счастье, к которому Господь предуготовлял ее, она стала внимательно следить за всеми движениями своей души, научившись в священных книгах, не выходивших с этой поры из ее рук, что в продолжение того времени, когда ребенок ее должен был жить одною с ней жизнью, она обязана, так сказать, освятить его и как бы вселить в него, с помощью благодати, любовь к Богу. Она сделалась еще строже в отношении к своему поведению, стараясь оживлять в себе дух молитвы и непорочности для того, чтобы юная душа получила от нее одни святые впечатления. С одной стороны, под влиянием справедливого страха ответственности, которую она брала на себя, а с другой - по весьма понятной неуверенности ни в своей опытности, ни в своей любви, она, обратив все мысли к Богу, в душе и сердце предала уже Ему своего ребенка.