Читать «Человек с луны(Рис. П. Староносова )» онлайн - страница 35
Ада Артемьевна Чумаченко
Ульсон в последний раз обходит хижину. Нет, он ничего не забыл. Портрет жены в оборках и с бантами уложен. Бритвенный прибор, мыльница с венком незабудок и надписью: «Воспоминание о Мальме» — тоже уже в чемодане.
— Я готов, — говорит он.
…Лодка идёт быстро и уверенно. Теперь уже видно и всё судно. Виден русский флаг. Вдоль борта — надпись знакомыми буквами: «Изумруд».
Маклай опускает бинокль. Корабль растёт всё больше и больше. На реях матросы машут бескозырками. Ленточки взлетают по ветру.
Папуасы в лодке перестают грести. Они испуганно смотрят друг на друга, на Маклая.
— Сколько людей! — говорят они. — Сколько тамо-русс! На этой лодке людей больше, чем во всей Горенду. Мы не хотим плыть дальше, Маклай!
— Не бойтесь! Я же с вами!
— Нет, мы боимся, Маклай!
Матросы на реях громко кричат «ура». Гремят медные трубы духового оркестра.
Маклая узнали! Маклая приветствуют!
Папуасы дрожат всем телом и затыкают уши руками. Выроненные вёсла уносит течение.
— Что вы делаете?! — кричит Маклай.
Но папуасы не слушают его. Они взмахивают руками над головой и прыгают в море. Тёмные руки быстро рассекают воду. Они плывут к берегу. Их курчавые головы в перьях скачут по волнам, как мячи.
С «Изумруда» бросают канат.
Маклай и Ульсон с усилием подтягивают лодку к борту корабля.
Ещё оглушительней гремят трубы. Ещё громче раздаётся троекратное «ура». Десятки рук протягиваются к Маклаю и Ульсону, десятки рук помогают им подняться на борт.
И вот под ногами уже палуба. Блестят надраенные поручни. На стекле капитанской рубки мерно колышутся отсветы моря и солнца.
Кто-то жмёт руку. Кто-то обнимает Маклая. Чья-то выбритая, ещё по-утреннему пахнущая мылом щека прижимается к его лицу.
— Николай Николаевич! Голубчик! Наконец-то!
РАЗГОВОР В КАЮТ-КОМПАНИИ
— Простите, Николай Николаевич, но я чего-то не понимаю. Вы не хотите ехать с нами?
— Я думаю, что мне следует остаться здесь.
— Погодите, погодите! Давайте говорить толком. Сколько времени вы пробыли на острове?
— Пятнадцать месяцев.
— Пятнадцать месяцев! И этого вам ещё мало?
— Мне хочется собрать побольше материалов и, кроме того…
— Ну, что же ещё? Говорите, Николай Николаевич!
— …и, кроме того, папуасы очень привязались ко мне.
— Хорошенькое основание для смерти от лихорадки. Да на вас ведь лица нет, Николай Николаевич! Вы знаете, мы даже не сразу узнали вас. Худой, жёлтый, с ввалившимися глазами. Краше в гроб кладут, как говорится.
— Это ничего. Вы оставите мне хинина, и с меня этого будет достаточно. Вот Ульсона вам следует взять непременно. Мне иногда казалось, что он начинает сходить с ума.
— И совершенно естественно. Я бы тоже, наверно, сошёл с ума!
— Уверен, что нет. Но об этом потом. Давайте договоримся окончательно. Вы мне оставите хинина, немного провизии, бумаги… Хорошо, если найдётся пара рубах и штанов. И башмаки. Башмаки мне нужны непременно.
— И, значит, снова на год?
— До нового парохода. Может быть, и больше чем на год.
— Безумие! Чистейшее безумие! Будь я проклят, если приложу к этому руку! Ни хинина, ни башмаков, ни сухарей. Вы едете с нами, Николай Николаевич.