Читать «Прклятый род. Часть II. Макаровичи» онлайн - страница 46
Иван Сергеевич Рукавишников
- Нет, не домой! Нет, не домой! К невесте!
Посещение дома Горшковых было кратко. Старик хозяин, и сам выпивавший, сначала обрадовался случаю хорошенько кутнуть. Усадив гостей на диван и слыша несвязные речи, ходил по кабинету в долгополом своем сюртуке и заговаривал масляным голосом о тройках с колокольцами, о «Белом Медведе» и о прочих веселых вещах. Но тяжелый Гервариус дремал. А Корнут:
- Нет, ты не отвиливай! Зачем я к тебе приехал? А? Ты внимай.
Давнее невиденное хотел воскресить. Для себя ли? Для него ли? И тянул слова из себя нудные.
- При отце вы что были? А? Что, говорю? Вы копеечку... Копеечку... Ну, к черту копеечку... А ты мне, Захар Ильич, толком. Формальное делаем тебе предложение.
- То есть насчет чего это? Не пойму.
- Формальное делаю дочери твоей Ираиде предложение. И чтоб дочь твоя Ираида тотчас... К черту Ираиду твою! При отце моем, что ты был сам-то... Как хотел он тебя...
- Однако, батюшка мой, и заврался ты. Испокон веков мы кожевники. С железчиками дел не имеем никаких. Отца же твоего не за корысть уважал. А что про дочь мою молвил, то, верно, спьяна. Не могу я в том вины на тебя класть.
Будто отец сыну говорил. И на палец указующей руки правой с желанным трепетом глядел Корнут.
«Его старость послушать. Стародавние заветы приять в душу, чертом обуянную. Тихость настанет. Тихость желанная. Это тебе-то тихость! А дом твой! Те стены тихости не хотят. К черту! И Ираиду к черту! К черту Ираиду. Однако, женюсь. Предначертание правительства. И в Санкт-Петербурге его превосходительство...»
- Женюсь на твоей Ираиде, старик. Пусть черт меня возьмет, а женюсь... Только сюда ее! Сюда! Сюда! Пусть коньяк разливает.
Долго говорил, то Горшкова старика перед собой видя, то пустоту черную, сонно ужасающую. И теребил подушку, бисером шитую и гарусом. И кулачком бил-махал. То отгонял от дивана кота с песьей головой. Лезет, подушку грызет. Того гляди - за руку тяпнет.
- Что? Что? А?
Давно уж старик-купец перед Корнутом стоит, слова строгие ему говорит. Вот за плечо чуть тронул.
- ...а про Ираиду слов твоих не приемлю. Почти что просватана дочь. И уйди ты из дому моего, коли поносишь отцов завет. Уйди. Не басурмане мы. Уйди.
И пробудившемуся Гервариусу:
- Уведи!
В карете спал Корнут. Нотариус Гервариус поговорил и замолк. Не слышал Корнут. На Московской глаза открыл. Пальцем указал. У той же кондитерской французской карета остановилась. Не бушевал. Храня строгую спокойность на лице, вошел Корнут. Черта запрятал. Белизна лица. Страшная белизна. Запрятав черта, хочет сделать то, что нужно.
То смеялся, то, ужасаясь, кидался к нему Гервариус, когда Корнут стоял перед продавщицей, держа шляпу в левой руке. А держа шелковую шляпу в левой руке, Корнут говорил продавщице:
- К снисхождению вашему прибегаю. И прошу руки вашей. Будучи осведомлен о предначертаниях правительства, тщания свои направлю, дабы промышленность вашу довести до желаемого да... да... уровня.
Говорил трезвый. Шелковый цилиндр не дрожал в его руке. Вытягивал слова, как ленту. К изумленной француженке подбежал Гервариус. Что-то шептал. Головой кивала.