Читать «Прклятый род. Часть II. Макаровичи» онлайн - страница 45

Иван Сергеевич Рукавишников

- Что вы? Корнут Яковлич? Что вы? Опомнитесь.

Не унимался. Лез в драку, валясь от толчков кареты на сафьяновые подушки.

- Я тебя, каналья, облагодетельствовал, а ты цилиндр...

Отбиваясь и уговаривая, улыбнулся просветленно нотариус Гервариус.

- Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! Ваше превосходительство, Корнут Яковлевич!

- А? А? Что?

На подушки пав, усы покручивал Корнут, веками хлопая.

- Ваше превосходительство! Скоро доедем. Вот уж Московская.

- А! Чего же вы молчали. Остановите карету на углу... Конфет куплю.

Тяжело опираясь на руку нотариуса, вошел в освещенную французскую кондитерскую. В чуть декольтированном платье швейцарка юркая картавя лепетала, носясь по магазину, показывала бонбоньерки. Распахнув шубу, сидел Корнут, тараща глаза на красавицу услужливую.

- Подороже! Побольше! А? А? А разве нет серебряной?

Зевал-потягивался нотариус Гервариус. Лениво ухмылялся.

- Ловко! Вовремя я превосходительство в ход пустил... А когда он себе генеральство взаправду укупит, чем тогда его улещать? Ну, да придумаем. Шахом персидским, что ли...

Наслаждаясь беготней француженки, Корнут, голову за нею поворачивая, жевал конфеты. Вдруг к нотариусу:

- Хозяйка бы из нее вышла - чудо! А ведь так скучно. Коньяку!

- Здесь нет!

- Коньяку!

- Что вы? Что вы? Как к Горшковым-то?

- Что?

- Невеста!

- Мое дело. Сейчас коньяку!

Тростью стучал. Вышел нотариус. Скоро возвратился, неся завернутую бутылку.

- Достал. Я все могу. Ну уж, мамзель, тащите нам рюмки. Делать нечего. А в конце концов, с конфетами не так уж плохо. Привал так привал. А вы, мамзель, не опасайтесь, что мы на часок у вас распивочную устроим. В случае чего в обиду вас не дадим... Оно, конечно, и так можно.

Лениво глядел на француженку, проворно запиравшую входную дверь.

- Стройная какая... Руками-то, руками как... Нет! Далеко нашим до француженок. А ту я в бараний рог... Оконникову... Женюсь на Горшковой и в ба-ба-бараний рог... Вот как! Копеечку, Корнут Яковлевич, милостивец. Копеечку тебе? Копеечку, каторжная? Копеечку? А в тюрьму не хочешь? Бунтовать? Бунтовать! Против предначертаний правительства... Правительства... Нет тебе копеечки! Нет копеечки. Бог подаст...

- Какая копеечка? Ну, да мне плевать. Только советую: если еще когда пойдете предложение делать, вы уж лучше красное вино пейте.

Нарочно невнятно и отвернувшись говорил нотариус. Так, чтоб душу лишь отвести.

- Что? Какая копеечка? А вот увидите, какая копеечка. Увидите! Все увидят. Вся империя увидит... А вы налейте.

И хохотал, стуча палкой. То, вспомнив обиду, рычал, слова несвязные выплевывая со слюной, и гневно морщился, будто в рот ему желчь врагов его вливали. И корчилось тело горбатое, маленькое-маленькое в пушистой большой шубе. Успокаивал француженку побелевшую Гервариус, сам мало надеясь на благополучный исход. Шептал.

- Ведь он маленький-маленький. Не сильнее цыпленка. Однако, таким я его еще не видывал.

Выпустив черта своего из горбатого тела, не мог да и не хотел Корнут загнать его, пригрозить. Внесенный в карету, то весело пел, то бушевал и стучал тростью.