Читать «Венгерский набоб» онлайн - страница 267

Со дня похорон челядинцы все ходили в трауре, и зеркала, гербы в покоях оставались затянутыми черным крепом.

Старик Карпати ждал Рудольфа в кабинете и, увидев его, поспешил навстречу.

– Спасибо, Рудольф, спасибо, что приехал, – поблагодарил он, горячо пожимая ему руку. – Извини, что в такой час и спешно так послал за тобой. Рад тебя видеть! Спасибо большое. Вот что, Рудольф: чудно как-то я чувствую себя. Три дня – приятное такое ощущение во всех членах, ночью даже просыпаюсь от радости, что ли, не знаю уж, как назвать, и заснуть не могу. Это смерть я чую свою. Нет, ты не возражай. Я смерти не боюсь, я жажду ее, желаю. А иногда в ушах прошумит вдруг странно так, будто мимо очень быстро пролетело что. Я знаю, отчего это. Два раза уже бывало у меня, и оба раза – удар. Третий, думаю, последним будет. И с радостью жду, не страшусь ничуть. А за тобой послал, чтобы спокойно, здраво сделать все завещательные распоряжения, а тебя просить быть моим душеприказчиком. Согласен ты?

Рудольф молча кивнул.

– Пойдем тогда в архив. Остальные свидетели там. Кого уж собрал второпях, но, в общем, достойные все люди.

Проходя по покоям, Янош то и дело приостанавливался и показывал Рудольфу:

– Вот в этой комнате она смеялась в последний раз; на том стуле шаль свою забыла, до сих пор там лежит, а на столе – перчатки ее, которые носила до кончины. Тут вот сидела, тут рисовала, рояль, видишь, открытый стоит, и фантазия развернута на пюпитре. Вернулась бы – все на месте нашла!

Потом открыл еще дверь и посветил свечой. Рудольф заглянул и содрогнулся.

– Мы не туда попали. Ты в собственном доме заблудился: это спальня твоей жены.

– Знаю. Но не могу не зайти, сколько ни прохожу. Сегодня уж, правда, напоследок; завтра велю замуровать. Гляди: все по-прежнему. Не пугайся, она не здесь умерла (о, у Рудольфа были свои причины содрогнуться). Та комната в сад смотрит. Видишь: все как при ней было. Лампа, за которой она писала, на столе – письмо неоконченное, которого никто не читал. И я не прочел ни строчки, хотя раз сто сюда заходил. Это святыня для меня. Вон туфельки вышитые перед кроватью – малюсенькие, как у девочки. А на столе молитвенник раскрытый, в нем два цветка: ирис и амарант. И явора листок. Очень любила она эти цветы.

– Пойдемте отсюда, – поторопил его Рудольф. – Не могу этого слышать, сердце разрывается.

– У тебя разрывается, а у меня радуется. Целые дни просиживал я здесь, каждое ее слово вспоминал, въявь видел перед собой, как спит она, как грустит, улыбается, как склоняется над пяльцами или на подушку головку кладет; как мечтает и умирает как…

– Ох, уйдем скорее.

– Уходим, Рудольф. И больше я сюда не вернусь. Завтра на месте двери будет гладкая стена, а на окне – щит железный. Чую я, нечего ее здесь искать. В другом месте свидимся мы опять, в ином покое соединимся. Уходим уже, уходим.

И без единой слезинки, с улыбкой, точно перед свадьбой, покинул он комнату, бросив последний взгляд с порога и воздушный поцелуй послав в темноту, словно кому-то ему одному зримому на прощанье.