Читать «Наследство последнего императора» онлайн - страница 540

Николай Волынский

Когда принесли муку, Романовы устроили себе праздник. С утра стали печь хлеб. Повар Харитонов, после долгих уговоров, разрешил месить тесто Татьяне и Анастасии. Дочери перепачкались мукой с ног до головы, но тесто замесили, хлеб взошел и, к всеобщему восторгу, вышел очень вкусным. Николай так удивился, что даже отметил этот факт в дневнике.

– Здравия всем желаю, – сказал Николай, придвинул к себе тарелку и промурлыкал под нос:

А поутру она улыбаласьНа балконе своем, как всегда.Над цветком она изгибалась,И лилася из лейки…

Но, поймав взгляд жены, замолчал и виновато улыбнулся.

– Ну-с, – оглядел он сидящих за столом. – Кто сегодня?

Поднялась Татьяна и вполголоса мягким грудным голосом произнесла речитативом:

Отче наш, иже еси на небесех!Да святится имя Твое,Да приидет Царствие Твое,Да будет Воля ТвояЯко на Земли, тако и на Небеси…

– … Да будет воля Твоя яко на Небеси, тако и на Земли, – сурово поправила Александра.

Татьяна чуть присела, согласно кивнула, но поправляться не стала и продолжила:

Хлеб наш насущный даждь нам днесьИ остави нам долги наши,Яко мы оставляем должником нашим,И не введи нас во искушение,Но избави нас от лукавого…

Все сидящие за столом тихими нестройным хором подхватили, одновременно крестясь:

– «Яко Сила Твоя и Слава и Царство Твое во веки веков! Аминь!»

Некоторое время ели или пытались есть молча. Сегодня из монастыря ничего не было.

– А больше всех, как всегда, повезло Машке! – пробасил Алексей, тыча вилкой в вермишель. Свою котлету он сразу разломил на кусочки и съел. Вермишель сегодня вызывала у него особенное отвращение.

Он видел, что мать с таким же чувством приступила к своей вермишели – к такой же скользкой, липкой и холодной. Но для нее еды больше не было. Ее котлеты ежедневно делились так: одну по молчаливому уговору давали отцу, он съедал ее с видимой бодростью и даже аппетитом, но иногда отдавал свою дополнительную долю Боткину, Труппу или поваренку Лене. И каждый раз надоедливо повторялся один и тот же ритуал: тот, кому предлагалась лишняя котлета, по нескольку раз отказывался от добавки, и тогда Николай, твердо глядя в глаза немигающим ясным взглядом Боткину или слуге, и спрашивал:

– Евгений Сергеевич (если отказывался Боткин) или Алоизий Егорыч (если отказывался Трупп), я должен нижайше просить вас о милости? В таком случае прошу. Нижайше!

Единственным, кто не затруднял Николая церемониями, был поваренок. Леня брал добавку сразу, и тут же она исчезала: мальчик рос и постоянно хотел есть.

Вторую котлету разыгрывали между детьми. Девочки нередко уступали друг другу, но чаще всего Алексею. Он был всего на три года старше поваренка, но ел по-прежнему очень плохо – с трудом и понуканиями. Когда котлета доставалась Ольге, она неизменно от нее отказывалась – у нее были свои причины. По вечерам она надолго останавливалась у окна, хотя в него ничего не было видно: еще Авдеев приказал окна закрасить, поэтому казалось, что дом снаружи постоянно окутан туманом. Ольга пыталась разглядеть сквозь краску заходящее солнце, но не видела, отчего накатывала грусть и слезы сами катились по щекам, не принося облегчения. Тайком, чтоб никто не видел (но все равно видели все), она доставала свое маленькое складное зеркальце и с беспокойством изучала свое лицо. Ей казалось, что оно становится с каждым днем больше и округляется неуклонно, и Ольга не могла понять, отчего это происходит – полнеет она или просто внешность меняется с возрастом. Мария однажды, подкравшись на цыпочках, заглянула из-за плеча сестры в зеркальце и, сделав большие глаза, с ужасом восторга ахнула и сказала благоговейным шепотом: