Читать «Наследство последнего императора» онлайн - страница 501

Николай Волынский

«В 1825 году, или в один из ближайших к этой эпохе годов, старец Серафим однажды обнаружил будто бы какое-то беспокойство, замеченное монахом, рассказавшим об этом впоследствии моряку Д. Он точно ожидал какого-то гостя, прибрал свою келью, собственноручно подмел ее веником. Действительно, под вечер в Саровскую пустынь прискакал на тройке военный и прошел в келью отца Серафима. Кто был этот военный, никому не было известно, т. к. никаких предварительных предупреждений о приезде незнакомца сделано не было.

Между тем великий старец поспешил навстречу гостю на крыльцо, поклонился ему в ноги и приветствовал его словами: «Здравствуй, Великий Государь!» Затем, взяв приезжего за руку, отец Серафим повел его в свою келью, где заперся с ним. Они пробыли там вдвоем в уединенной беседе часа два-три. Когда они вместе вышли из кельи, и посетитель отошел уже от крыльца, старец сказал ему вслед:

– Сделай же, Государь, так, как я тебе говорил…».

Гедеонов добавляет еще, что приехал Александр Первый в Саров из Нижнего, и что будто бы, действительно, Император раз из Нижнего исчез на 1–2 суток неизвестно куда. Он пишет, будто ему действительно довелось читать, что, или едучи в Таганрог, или за несколько лет до того, Александр был в Нижнем.

Во время этой встречи Преподобный Серафим предрек Императору Александру Первому следующее: «Будет некогда Царь, который меня прославит, после чего будет великая смута на Руси, много крови потечет за то, что восстанут против этого Царя и Самодержавия, но Бог Царя возвеличит».

Император еще задолго до своего удаления в Таганрог не чувствовал себя счастливым на престоле, тяготился своим положением и часто возвращался к мысли, запавшей еще в юную впечатлительную душу его. А тут как раз открывшийся заговор, угрожавший спокойствию России и личной безопасности Государя. Если сюда прибавить тяжелые воспоминания о трагической кончине отца, то и все это, вместе взятое, не могло не подействовать на впечатлительную, мистически настроенную душу Государя, и нет ничего невероятного, с точки зрения психологической, что Александр Первый исполнил свое давнишнее намерение, оставил престол и удалился.

Но удалился он не в «какой-нибудь уголок Европы, чтобы безмятежно наслаждаться добром, утвержденным в Отечестве», – как мечтал он в юности, а в далекую, холодную, неприютную Сибирь, чтобы долгим тяжелым подвигом добровольного отшельничества искупить свои вольные и невольные прегрешения.

Сами собой приходят на память слова, сказанные Александром Павловичем после вторжения в Россию полчищ Наполеона: «Я отращу себе бороду и лучше соглашусь питаться хлебом в недрах Сибири, нежели подпишу стыд моего Отечества и добрых моих подданных».