Читать «Наследство последнего императора» онлайн - страница 436

Николай Волынский

– День вам добрый, уважаемый гражданин пассажир! – сказал проводник, чуть поклонившись.

Голощекин чуть кивнул.

– Что? – спросил он. – Чего тебе?

– Мне – совсем ничего, уважаемый гражданин пассажир, – почтительно сообщил кондуктор. – А вот в нашем вагоне… едет другой важный гражданин пассажир. Через два купе от вас.

– Ну и что с того? – удивился Голощекин.

– Они спрашивают, не изволите ли вы с ними повидаться, – ответил проводник.

– Что еще за гражданин? – Голощекин недовольно посмотрел на проводника, потом на свой стакан.

– Да так… – пожал плечами проводник. – Серьезный такой… В шляпе. Не снимает.

– Что не снимает?

– Шляпу не снимает, – терпеливо пояснил проводник. – С виду такой приличный господин, то есть гражданин. На иностранца похожий. Вроде даже на еврейского раввина.

– Какие еще раввины? – хмуро спросил Голощекин.

– Не знаю, – сказал проводник. – Только похож. И желает вас видеть.

– Зачем еще? – с легким раздражением проговорил Голощекин. – Знать не знаю никаких раввинов!

– И я, с вашего позволения, не знаю, – шевельнул усами кондуктор. – Только настаивают-с.

Голощекин немного подумал, снова посмотрел на свою воблу, на полную стопку.

– Ну, хорошо, – наконец согласился он. – Пусть зайдет.

– С вашего-с позволения… – сказал проводник. – Он сам просит вас к нему соизволить. Если, говорит, у вас такая возможность появится в сей же час.

– В сей час? – возмутился Голощекин. – Он что – папа римский?!

– Никак нет, гражданин барин, – почтительно возразил кондуктор. – Я ж говорю: на раввина еврейского похож-с.

– Какого черта? – повысил голос Голощекин. – Что еще за евреи? Здесь что – синагога?

– Никак нет-с, гражданин комиссар! – вытянулся проводники. – Здесь курьерский поезд экстренного назначения!

– Откуда тебе известно, что я комиссар? – подозрительно прищурился Голощекин.

– Не могу знать – совсем не известно-с! – ответил кондуктор. – Только, воля ваша, и так видно.

Голощекин еще немного поразмыслил.

– Скажи ему, что мне некогда по раввинам бегать. А коли у него что ко мне есть, пусть зайдет. Завтра. Часов двенадцать. Или лучше в девять вечера. Тоже завтра.

– Слушаюсь, – взял под козырек кондуктор и задвинул дверь.

– Стой! – вдруг крикнул ему вслед Голощекин. – Стой, тебе говорю!

– Где он? – спросил Голощекин.

– Так я же сказал – через два купе.

– Я подумаю, – бросил комиссар. – Ничего ему не говори. Иди.

Состав набрал полный ход. Это был хороший поезд, он состоял всего из пяти вагонов и двух паровозов – один спереди, другой сзади. Поезд имел статус литерного, шел прекрасным ходом, везде получая зеленый свет, остановки были редкими и короткими. Голощекин прикинул, что этак дня через три с половиной он будет дома.

Ехали в поезде новые чиновники новой власти, военные и отчетливая категория пассажиров, трудно поддающихся определению. Впрочем, опытный глаз в них сразу узнавал тех, кого тогда стали называть мешочниками. Но это были не те обычные несчастные мешочники, которые носились из города в деревню, а потом обратно, чтобы выменять на последние драгоценности жены или на новые советские рубли хоть какую-то еду: с полпуда муки, флягу постного масла – о сливочном уже забыли; иногда удавалось купить кусок сала, и уж в совсем редком, счастливом случае – окорок. Советские дензнаки крестьяне брали неохотно – больше спрашивали царские николаевки, не отказывались от керенок. Но тот люд ездил совсем в других поездах, – переполненных полупьяными солдатами, беженцами, переселенцами, а также скромными и подчеркнуто вежливыми молодыми и средних лет мужчинами в военной форме с чистыми полосами на плечах от свежеспоротых погон. Бывшие офицеры толпами направлялись на юг, на Дон, где генералы Корнилов и Деникин собирали белую Добровольческую армию. Те мешочники сразу бросались в глаза: лица у них казались одинаковыми из-за несмываемого постоянного страха. Новая власть ввела режим военного коммунизма, свободная торговля продовольствием была запрещена. И из-за двух-трех килограммов муки такой мешочник мог быть в любую минуту расстрелян на месте.