Читать «Социальная психология и история» онлайн - страница 144

Есть, скажем, капиталистическое общество, и индивид вправе метаться — и подчас действительно мечется — между его полюсами, может выбирать между самыми оголтелыми защитниками этого строя и самыми революционными его противниками, словом, выбирать свой путь, поскольку такие дороги в этом обществе возможны. Но если нет капиталистического общества, перед индивидом открываются другие альтернативы и он вправе без всякого фатализма выбирать себе самые разнообразные положения в жизни и образы мыслей — но из числа тех, какие объективно возможны в данной общественно-экономической формации, в данную историческую эпоху. Он может примкнуть к той или иной существующей или потенциально возможной общности, к тому или иному общественному настроению. Но он не может предпочитать, скажем, разговаривать на французском языке, если живет в стране, где никто этого языка не знает, или если жил в эпоху, когда этого языка еще не было.

По каким бы существенным признакам историк ни периодизировал историю, он сталкивается с наблюдением, что выделяемые им периоды один короче другого. Эпоха неолита значительно короче эпохи верхнего палеолита и т.д. Средние века короче древней истории и т.д. Это и дает первое основание для представления о каком-то едином законе — непрерывно ускоряющемся цельном процессе.

Материалистическое понятие прогресса и прочерчивает некоторые сквозные линии, характеризующие этот процесс в целом.

К показателям абсолютного прогресса относится нарастание производительности человеческого труда. Конечно, оно ясно обнаруживается только при сравнении огромных эпох истории. Но все же совершенно неоспоримо возрастание производительности труда в древневосточных и античных обществах сравнительно с предшествовавшими первобытнообщинными и варварскими обществами, о материальной культуре которых археология располагает достаточными сведениями. Возросла в общем производительность труда и в средние века сравнительно с античностью, в новое время сравнительно со средними веками. При этом темп возрастания с ходом истории ускоряется. Каждая последующая общественно-экономическая формация характеризуется более высокой производительностью труда сравнительно с предыдущей.

В вопросе о росте производительности труда есть две стороны: усовершенствование средств труда и абсолютно неотделимое от этого изменение психики и поведения человека в процессе труда. Конечно, тут связь не мелочная, не упрощенная. Но в конечном счете более сложная технология подразумевает больше разумной воли у трудящегося. Последнее же достижимо лишь в том случае, если трудящийся более заинтересован в плодах и результатах своего труда.

В первобытнообщинную эпоху сплошь и рядом поколение за поколением сменялись без видимых изменений в производительных силах. Развитие рабства заметно сломило рутину в производстве: вырванные из своих родов и семей, насильственно лишенные необходимости кормить своих нетрудоспособных сородичей, отсеченные от своих племенных культов и обрядов, варвары, строители дольменов и кромлехов, превращались в строителей пирамид и храмов, цирков и акведуков, городов и дорог. Но все же раб был заинтересован скорее в поломке орудий труда, чем в их улучшении. В средневековом обществе крестьяне и ремесленники, несмотря на наличие зависимости и принуждения, стимулируемые интересами собственного мелкого хозяйства, берегут свой инструмент, подчас вносят в него и в приемы работы крошечные улучшения, которые, накапливаясь на протяжении веков, создают медленное техническое развитие. В капиталистическую эпоху наемные рабочие, заинтересованные в максимальном заработке для себя и своей семьи, тем самым заинтересованы в объеме или качестве продукции, в повышении своего мастерства, в улучшении приемов работы на станке и у машины, которые, накапливаясь, нередко создают предпосылки для новых конструкций. Трудящиеся в современных странах социализма имеют неизмеримо большие материальные и идейно-психологические стимулы для быстрого повышения производительности труда.