Читать «Детство Тёмы (сборник)» онлайн - страница 219
Николай Георгиевич Гарин-Михайловский
Карташев, оправляясь, вошел в приемную. Из накуренной учительской с папироской в зубах вышел к нему директор. Директор шел не спеша, наседая всем туловищем на толстые ноги, и спокойным взглядом мерял Карташева.
Леонид Николаевич, вошедший в это время из коридора, скучный, равнодушный, мельком посмотрел на Карташева, скользнул взглядом по директору и, не меняя равнодушно-усталого вида, прошел в учительскую.
– Вылететь вон захотелось? – равнодушно, просто спросил, подойдя, директор.
Он сделал небрежную паузу и прибавил:
– Что ж, и вылетите…
Это было сказано таким простым голосом, что Карташев ни на мгновение не усомнился, что так и будет.
– Ваше превосходительство…
Карташев знал, что директор требует такого обращения, но надеялся, что никогда не придется ему именно так величать нового директора; теперь же не только проговорил «ваше превосходительство», но проговорил так мягко и нежно, как только мог.
– Что ж «ваше превосходительство»?.. – спокойно спросил директор, ожидая, что еще скажет Карташев.
– Я очень сожалею, если оскорбил учителя… но он слишком не щадит самолюбия…
– А оно, очевидно, велико у вас, так велико, что по спискам вы оказались последним: действительно, задел самолюбие…
Директор брезгливо ждал ответа.
Карташев потупился и молчал.
– Я думаю, что мы можем договориться с вами с двух слов: первая жалоба учителя – и вас не будет в гимназии. Понятно?
– Понятно, – прошептал Карташев.
– Ну, и марш!
– Что? что? – посыпалось на Карташева, когда он вошел в класс.
– Ничего, – пожал плечами Карташев, – сказал, что выгонит.
Карташев сел и безучастно задумался. Хорошего было мало: если не выгонят, то срежут; и, несмотря на это сознанье, он чувствовал какую-то роковую неспособность переломить себя и засесть за эту проклятую латынь.
Другой приговоренный, Ларио, был, напротив, весел и беспечен, он напевал из оперетки и с треском передавал содержание пикантных мест ее.
– Да-с, – многозначительно протянул Корнев, косясь на Карташева, – вы все-таки, господа, того… ухо востро держите… вы тоже, signior Ларио… Смотри: опять застрянешь.
Он любовно, добродушно хлопнул по плечу Ларио.
Ларио нетерпеливо дернул плечом.
– Начхать…
– Эх, ты…
– Да, уж вот такой, как есть: что люблю, то люблю, чего не люблю – извините…
Ларио сделал комичный жест и, скорчив отчаянную физиономию, крикнул бодрясь:
– Кто со мной в оперетку?
– Да брось ты свою оперетку, – отвечал лениво Корнев.
– Вася, не фальшь! Говоришь не то, что думаешь: дай себе отчет. Стой! зачем бросить?
– Разврат же…
– То есть в чем?
– Ну, точно не знаешь? чуть не голые выходят на сцену…
– Врешь… выходят в древних костюмах… Чем же бедненькая Еленочка виновата, что тогда так ходили… Постой… Ты классик? Ну, и должен ей сочувствовать. Да, наконец, отчего же и не посмотреть это самое декольте? Я не знаю, как ты, а я во~ какой корпуленции и в монахи не собираюсь.
Ларио конфузливо щурился и, маскируя неловкость, пускал низкие ноты «хо-хо-хо!».
– Рыло, – задумчиво хлопал его по брюху Корнев, в то время как компания смотрела на Ларио с каким-то неопределенным любопытством.