Читать «Фавн на берегу Томи» онлайн - страница 4

Станислав Буркин

— Чтото ты на славянский сползаешь, — насторожилась женщина, — никак в монастырь метите?

— К иноческому житию, то бишь к жизни монашеской, я не пригодный, — тут же отрезал Дмитрий Борисович. — Жизнь моя полна похотей, не удержать которые ни стенам каменным, ни решеткам келейным.

— Постойпостой, ты чтото упоминал про своего благоверного папеньку! — вернула в прежнее русло исповедь учителя любопытная женщина.

— Папенька мой — сволочь и негодяй, прости господи, — монотонно заявил Дмитрий Борисович, — зачал меня в чулане посредством англоговорящей гувернантки, моей бедной маменьки. Когда же факт сей стал нагляден и неустраним, папенька мой, будучи человеком благочестивым, поспешил от нас избавиться. Открыл счет в Казанском банке на имя моей матушки и содержал нас до моего совершеннолетия с одним лишь условием, — воздел учитель указательный палец и помахал им из стороны в сторону, — никогда, ни при каких обстоятельствах не пересекать границ столичных. Ни московских, ни петербургских.

Пробудившись в сенях на пахучем и влажном сене, Бакчаров увидел перед собой коровью морду. Она в упор с туповатым удивлением рассматривала его большими печальными глазами и жевала. Учитель сморщился, отвернулся от животного и застонал от осознания того, что не смог вчера застрелиться.

— Проклятье! — выругался он, сбрасывая с себя клочки сена. — В Сибирь! Ейбогу, в Сибирь! Сегодня же подаю прошение о переводе. — Говоря это, Бакчаров знал, что в такой жуткой просьбе в Петербурге ему не откажут.

В детстве он грезил над зияющей белыми пятнами картой Сибири, мечтал просвещать девственные народы в отдаленной таежной глубинке. Рассказывать детям о вращении планет, юным барышням — о таинственном строении тел мужеского пола. Но, увы, по окончании Казанского университета исполнению его мечты суждено было сильно отсрочиться. Он был направлен на скучнейшую службу учителем в русскоязычную школу при имперском представительстве в Люблине.

Тем летом отверженному Дмитрию Бакчарову шел двадцать восьмой год, и по министерскому обычаю он уже имел право подать прошение о переводе на другую службу.

Был он красив. Правда, немного робок, худ и долговяз. Светлые волосы он усердно зачесывал назад, но как он их ни прилизывал, часть из них сосульками дыбилась на затылке. Речь его была витиевата и крайне учтива, говорил тихо, всегда стараясь подойти ближе, и единственным недостатком его речи можно назвать то, что Дмитрий Борисович был неприятно шепелеват.

Ответ на его прошение пришел на удивление скоро. Всего через два месяца после обращения в Министерство народного просвещения Дмитрий Борисович получил назначение на должность учителя в женскую гимназию, как он и требовал, в крупный сибирский город Томск.

И вот с целью раз и навсегда покинуть щегольскую, как лаковые туфли, но изрядно потрепанную Европу, в семь часов вечера 23 сентября 1888 года, с коричневым глянцевым глобусом под мышкой и единственным чемоданом в руке, он прибыл на вокзал ВаршаваЦентральная и, протолкавшись через толпу провожающих, погрузился в поезд.