Читать «Сильвин из Сильфона» онлайн - страница 170

Дмитрий Стародубцев

Герман. Йес, овкоз! Я, как известно, по справедливости, правопреемник Странника! Я исполню волю покойного, я продолжу его дело!

Старикашка. Нисколько не сомневался. И какую же роль в этом деле вы отведете мне?

Герман. Самую почетную, амиго!

Старикашка. Почета мне только и не хватало!

Герман. Я имею в виду — самую привлекательную с финансовой точки зрения. Я верну тебе весь твой бизнес, я сделаю тебя пожизненным мэром. Мы опять будем работать рука об руку как в старые добрые времена.

Старикашка. Годится. Что с меня?

Герман. Да ничего. Только поддержка. Полная безусловная поддержка! И, чур, без кидалова, мазер факинг!

Старикашка. Ради бога, Герман, какое кидалово?! Клянусь честью!

Герман. Ох-ссы-ха-ха! Надо клясться тем, что у тебя есть! Клянись детьми!

Старикашка. Клянусь детьми!

В это время к ним приблизилась Чернокнижница, извинилась и протянула Герману отпечатанные листы.

Герман. Что это?

Чернокнижница. Твоя речь. Тебе сейчас выступать.

Герман. Мне?!

Он заглянул в текст. Первые фразы показались ему преисполненными достоинства, точными, искренними и одновременно легкими для прочтения.

Герман. Кто это написал?

Чернокнижница. Профессионал. Давай же! Время уходит!

Герман. Ладно-ладно!

Вот он — момент истины! Сейчас он взойдет на трибуну и подчинит себе всех странников!

Запись 14

«Ежедневная» «Странник мертв?»

…Неожиданное сообщение о гибели Странника повергло общественность в шок. Телерепортажи с места трагедии оккупировали эфирное пространство. Что это, задаются вопросом журналисты, действительно техническая неполадка аттракциона или изощренное убийство? Ваш покорный слуга, знавший, между прочим, Странника лично, решил попытаться ответить на этот вопрос. Однако, просмотрев телевизионные материалы в покадровом режиме, мне пришло в голову совсем другое. На самом ли деле Странник мертв, или мы стали жертвами гениальной мистификации?..

Сантьяго Грин-Грим

Первые полстраницы Герман, прочитал на хорошем минорном подъеме и ощутил себя Цицероном, хотя на самом деле со стороны смотрелся мелковато и мешковато, в особенности после ураганной речи предыдущего оратора. Но затем он все чаще стал сталкиваться со словами, резко меняющими нравственный полюс, начал заикаться, спотыкаться, подолгу останавливаться, вчитываясь, а вскоре и вовсе умолк. Он растерянно заглянул в конец текста и там изумленно прочитал: И пусть я буду вечно гореть в аду за все чудовищные преступления, совершенные мною лично и по моему приказу моими прислужниками! И я никогда себя не прощу за то, что ненавидел Странника, что возжелал его власти и богатств, что подло и изощренно организовал его убийство, оставив всех, обездоленных, сиротами!

Герман похолодел, скулы налились свинцом, он ощутил, как в виски с вибрирующей болью вошли крупные сверла.

В этот момент Странник шевельнулся на своем смертном ложе, а затем запросто приподнялся на локте, явив участникам траурной процессии свое чудесное воскрешение. Свалка ахнула. В толпе случилось несколько сердечных приступов.