Читать «Заговор ангелов» онлайн - страница 2

Игорь Сахновский

До н. э. Считается, что первую свою дочь, не пригодившуюся Адаму, недовольный создатель просто развеял по миру, как золотую крупу. Согласно другой, более правдоподобной версии Лилит самовольно сбежала от Бога и ненужного мужа.

Самое примечательное в этом бегстве то, что мир, куда она устремилась, был ещё совершенно безлюдным. Но она и вправду ни в ком не нуждалась! Разъярённые ангелы кинулись в погоню и где-то у Красного моря беглянку догнали. Догнали, чтобы уже отпустить навсегда – на все четыре беспризорные стороны. Но сначала они вырвали из неё клятву: никогда, никогда, даже во сне и в бреду, с её языка не сорвутся звуки трёх сокровенных имён (мы-то знаем теперь, что это за имена). Четвёртым, запретным для всех, стало имя самой Лилит.

Н.э. Дурную относительность «верха» и «низа» они оба просто забыли, когда важнее всяких ролей «над» и «под» стало желание совпасть и проникнуть. Когда каждая впадина и тесная пустота хотят быть заполнены до самой глубины, а каждый раскалённый выступ – исчезнуть, уместившись без остатка. Когда взбираются, как по стволу, и, уже разнимая зажим, после жёсткой ударной раскачки взмывают, плавятся, тают, текут. Когда ластятся, лижутся и выдаивают, сливаются в один запах и смываются одной тугой струёй. Она сказала оглушительным шёпотом: «Слушай, как это всё потрясающе в природе устроено…»

Лилит недостойна ничего. Всего достойна любопытная, мудрая, сладкая, пустоголовая Ева. Её дочери – почти весь женский род. С дочерьми Лилит знаются лишь некоторые отпетые безумцы. Но как бы ни был счастлив-несчастлив Адам, накормленный, обласканный, убаюканный Евой, в непроходимой чащобе своих бредовых ночей он всё же глухо тоскует по той – проклятой, чьё имя он даже не смеет назвать.

Часть Первая

Всё предвещало как будто

Близость любимой.

(Куда же ты денешь её,

Если мысли, большие, чужие, с тобою сжились,

В гости приходят и на ночь порой остаются.)

P.M. Рильке

Глава первая ЖЕНСКИЙ ПОРТРЕТ

Со времён Хуаны Безумной мир не удостаивался такой страсти. Да ему, в сущности, было и не до этого. Когда галеоны Армады захлебнулись штормами Ла-Манша и горящей смолой английских брандеров, казалось, уже ничего страшнее случиться не может.

Но впереди ещё, как тень виселицы, маячила национальная катастрофа, потеря блаженных островов Нового Света, королевской казны и стыда. Что на фоне этой беды могла значить маленькая смерть одной прелестной, до срока увядающей девушки, пусть даже из очень знатной семьи?

Эта увядающая девушка по имени Мария дель Росарио имела пугающее сходство с Хуаной Безумной – повелительницей Кастилии, Арагона и трупа собственного мужа.

Фамильная легенда, рассказанная моему близкому приятелю с Чистых прудов его покойными родителями, а до них донесённая предками по мужской линии и озвученная суеверным шёпотом вплоть до детских ночных содроганий, – гласит следующее.

Мария дель Росарио, чей антикварный прижизненный потрет, написанный маслом, висит у приятеля на голой стене в его холостяцкой спальне, покончила с собой в неполные 27 лет. До смерти влюблённая в одного знаменитого ловеласа, траченного бурной биографией, но при этом чудовищно сентиментального, она отвергла правильного породистого жениха, которого ей выбрал деспотически заботливый отчим.