Читать «Бей в точку» онлайн - страница 4

Он протягивает мне распечатку принятых пациентов (его собственный экземпляр испещрен пометками и сильно помят) и дает необходимые пояснения. Бла-бла-бла, палата 809 в южном крыле. Бла-бла-бла, инфекционная колостомия. Бла-бла-бла, 37 лет, плановая химиотерапия. Бла-бла-бла-бла-бла. Запомнить это невозможно при всем желании.

Слушая вполуха, я присаживаюсь на край стола дежурной сестры и сразу вспоминаю про пушку в заднем кармане моих штанов.

Надо бы ее припрятать, но раздевалка четырьмя этажами ниже. Можно засунуть ее за медицинские справочники в ординаторской. Или засунуть под кровать. Не важно, лишь бы не забыть потом, куда я ее положил.

Наконец Акфаль заканчивает свой брифинг.

— Все понял? — спрашивает он меня.

— Да, — отвечаю я. — Иди домой и поспи.

— Ладно.

Домой Акфаль не пойдет, да и поспать ему не удастся. Вместо этого он будет часа четыре, как минимум, заполнять страховые бумаги для своего шефа доктора Норденскирка.

«Иди домой и поспи» — это у нас, врачей-практикантов, что-то вроде прощального напутствия.

Во время обхода в 5:30 утра надо быть готовым услышать не от одного больного, что, если б не такие козлы, как ты, которые будят их каждые четыре часа, чтобы поинтересоваться, как они себя чувствуют, они бы уже давно выздоровели. Другие оставят это наблюдение при себе, зато начнут разоряться, что кто-то периодически ворует у них mp 3-плеер, или лекарства, или еще что-нибудь. Как бы то ни было, ты должен осмотреть больного, при этом обращая особое внимание на «ятрогенные» (вызванные физическими причинами) и «нозокомиальные» (внутрибольничные) заболевания, которые, если их сложить, стоят на восьмом месте по смертности в Соединенных Штатах. После чего можно делать ноги. Только в редких случаях во время столь раннего обхода ты не услышишь ни единой жалобы. И это плохой знак.

В пятой или шестой по счету палате лежит Дюк Мосби — вот кого у меня точно нет никаких причин ненавидеть. Это девяностолетний негр с осложнениями на фоне диабета, к которым добавилась гангрена обеих ног.

Он входил в десятку афроамериканцев, служивших в спецподразделениях во время Второй мировой. В сорок третьем он ухитрился сбежать из особо охраняемого фашистского лагеря в Колдице. А две недели назад он сбежал из этой самой палаты в Манхэттенской католической больнице. В одних трусах. В январе. И как результат — гангрена. При диабете, даже если ты разгуливаешь в ботинках, можно ждать любой хреновины. К счастью, тогда дежурил Акфаль.

— Что новенького, док? — спрашивает он меня.

— Ничего особенного, сэр, — отвечаю я.

— Какой я тебе «сэр»? По-твоему, я груши околачиваю? — Это его постоянная присказка. Такая армейская шутка по поводу того, что он не был офицером. — Выкладывай новости, док.

Вопрос не относится к его здоровью, которое его редко интересует, поэтому я сочиняю всякую хрень про действия правительства. Все равно он не узнает, как оно на самом деле.

Бинтуя его смердящие ступни, я сообщаю:

— Сегодня утром, по дороге на работу, я видел драчку между крысой и голубем.