Читать «Огненные времена» онлайн - страница 8
Джинн Калогридис
Отец Шарль сидел рядом с Мишелем – спокойный, безмолвный, неумолимый.
На тонких голубоватых губах Риго заиграла легкая улыбка. Удивительно, но он еще сохранил все передние зубы, хотя они, правда, приобрели цвет дубовой коры.
– Я знаю, что могу доверять и вам, святой отец, и юному брату. Вы все сделаете правильно. Преступления, совершенного против святого отца, достаточно для вынесения самого сурового приговора. Но нельзя забывать об огромной популярности аббатисы в народе. Если она останется жива, пусть даже и будет отлучена от Церкви, сохранится вероятность народного восстания, а также опасность того, что мать Мария-Франсуаза может получить политическую поддержку некоторых… сбившихся с пути владык…
Мишель понимал, что епископ имеет в виду некоторых представителей высшего духовенства. В этом Риго был прав, потому что, считаясь святой, аббатиса обладала огромной политической властью – настолько огромной, что до своего задержания больше влияла на архиепископа Тулузы, чем сам епископ Каркассона. Так вот, значит, в чем дело: Риго был настолько напуган и исполнен зависти, что решительно желал смерти аббатисы.
Тут же Мишель мысленно услышал знакомые увещевания отца Шарля: «У тебя слишком горячая голова, сын мой. Ты должен научиться уважать вышестоящих. Господь поместил их выше тебя для того, чтобы ты смог научиться смирению».
Смирение! Весьма трудно помнить о пользе смирения, когда стоишь на коленях подле костра, в пламени которого корчится человек. После того как от Мишеля потребовали присутствия при сожжении первого осужденного, в следствии по делу которого он участвовал в качестве писца, Мишель еле дошел до своей кельи и его рвало до тех пор, пока в желудке совсем не осталось желчи. И потом еще целый час или более того его мучили рвотные спазмы. Тогда Кретьен подошел к нему и положил руки ему на голову, а потом, когда голова Мишеля покоилась на покрытых парчой коленях великого инквизитора, тот смачивал его лоб прохладной тряпицей и говорил:
– Это трудно, сын мой, я знаю, это очень трудно. Мишель сказал ему, что должен уйти, что такое ужасное послушание – не для него, но Кретьен мудро объяснил ему:
– Во-первых, тяжесть их смертей ложится на мои плечи. Не будь таким гордецом, Мишель, а помни: ты всего-навсего писец. Во-вторых, Господь дал нам самое трудное задание из всех, задание, которое ежедневно проверяет нас на храбрость, и если бы одним из обвиняемых был я, то я бы хотел, чтобы прислуживал мне такой преданный и заботливый человек, как ты. Ибо я знаю, что у тебя доброе сердце и что ты непрерывно молишься за грешников, и я знаю, что Господь слышит тебя. Я видел тебя рядом с приговоренным в тот момент, когда он умирал на костре, и я абсолютно уверен в том, что твои молитвы доставили его душу к Христу в час его смерти. Господь поручил тебе нести особо тяжкий крест в этой жизни – так неужели ты хочешь, чтобы твое место занял кто-нибудь безжалостный и бессердечный? Или же ты понесешь свой крест с радостью, принося тем самым величайшее добро тем, кто в нем больше всего нуждается? В тот день, когда тебя оставили младенцем у дверей Папского дворца, Мишель, Господь ниспослал мне сновидение: мне приснилось, что ты станешь величайшим из всех инквизиторов, станешь тем, кто сможет вновь объединить Церковь в одной истинной вере. Господь избрал тебя для великой миссии. Так будь храбр и молись Ему, чтобы Он дал тебе силы.