Читать «Огненные времена» онлайн - страница 212

Джинн Калогридис

Она повернула лицо к кардиналу и с силой выкрикнула:

– Ты думаешь, что победил, Доменико! Но это и есть магия: победа осталась за нами!

А потом она взглянула на Люка, и ее голос дрогнул не столько от боли, сколько от страстной любви, божественной любви, идущей прямо от ее к сердца к его сердцу:

– Люк де ля Роза, вспомни!

И он вспомнил.

Вот Эдуар говорит: «Пей!»

Вот он сосет грудь матери… Блаженство, радость…

И вдруг Беатрис кидает его на землю, дико кривит рот, воет, и материнская любовь в ее глазах сменяется диким, хищным выражением…

Девочка на краю телеги вскрикивает, едва увидев его.

Голос врага, слабый шепот: «Как ты погубил свою мать, так ты погубишь и ее…»

Все эти годы он лгал себе, убедив себя в том, что больше всего на свете боится того, что его мать умрет сумасшедшей. Но на самом деле боялся он за Сибилль, всегда боялся за Сибилль. Он всегда знал – разве нет? – что ему суждено ускорить ее гибель. И вот это случилось. Теперь она должна умереть из-за него, из-за его неспособности взглянуть в глаза правде. Он отказался встретиться лицом к лицу со своим страхом, когда Эдуар дал ему питье. Он отказался вспомнить тот ужасный момент, когда враг впервые захватил контроль над его сознанием, показав ему самое невыносимое зрелище, тот самый страшный образ, с которым с таким трудом смогла совладать Сибилль: его собственный образ Мишеля, инквизитора. Инквизитора, чьи показания принесут смерть его возлюбленной.

«Прости меня! – взмолился он про себя, потому что был уже слишком слаб, чтобы произносить эти слова вслух. – Прости меня, ибо я больше не он, а только Люк».

И с предельной ясностью, которую дает человеку неминуемая смерть, он понял, что перед ним два пути: либо он сохранит свой страх и умрет прежде своей возлюбленной и тем самым предаст расу и обречет Си-билль на бессмысленную жертву, либо он полностью покорится.

И он покорился.

И на него тут же снизошла благодать, наполнив все его существо радостью, которой он не испытывал уже много лет, с тех самых пор, как Жакоб положил руки ему на плечи. Забыв о своей смертельной ране, Люк резко приподнялся на локтях и громко рассмеялся.

Единение. Сияние. Благодать.

И он вспомнил все. Отец, мать, Нана – все они стали реальными людьми в его сознании и сердце, и он почувствовал огромную любовь и тоску по каждому из них. Люк громко зарыдал, не от горя, а от радости, потому что с возвращением памяти пришло и понимание того, что Сибилль всегда знала, что должна будет пойти на смерть ради его инициации, и что она добровольно сдалась Кретьену для того, чтобы это случилось. В сердце его не было теперь ни страха, ни скорби, ни мрака – лишь бесконечная любовь и понимание.

И тут раздался повелительный голос – звучавший не сквозь него, а вместе с ним, как если бы они были единым целым, звучавший со всей той страстью и убеждением, которыми было наполнено его сердце:

– Слушайте меня! Взгляните на лицо той, которую вы убиваете. Вы видите на нем не отражение огня, а божественное сияние, сияние Самой Пресвятой Матери! Бросьте оружие и падите перед ней на колени, ибо вы находитесь в присутствии настоящей святой.