Читать «Сюжет с вариантами» онлайн - страница 15

Юрий Давыдович Левитанский

Строгая морковь

(Ярослав Смеляков)

Не в смысле каких деклараций, не пафоса ради, ей-ей, мне нравятся серые зайцы – те золушки наших полей. Мне праздника лучшего нету, чем видеть опять и опять – по этому белому свету тот заяц идет погулять. Ни шелка на нем, ни шевьота. Ни юбок на нем, ни рубах. Как красный колпак санкюлота – морковка в суровых зубах. Не плод экзотический юга, чья дряблая кожа пестра, – а скромная дочь огорода, больших удобрений сестра… Но грозный, как тень трибунала, сидит на своем чердаке охотник в коротеньком платье, с кулацким обрезом в руке. Он зайца в ловушку заманит, морковку его отберет. Он с этою целью ложится и с этою целью встает. Но вы понимаете сами – я зайца в обиду не дам. Высокую чашу питанья я с ним разделю пополам. Я дам ему, может, рублевку из малой получки моей – пусть купит другую морковку, какая еще покрупней. Я буду доволен, по сути – была бы у зайца всегда в железной домашней посуде красивая эта еда!

Прощание с Ленькой Зайцевым

(Булат Окуджава)

Словно бы на зависть грустным арбатским мальчикам, арбатские девочки, безнадежно влюбясь, Леньку Зайцева называли ласково зайчиком – ваше высочество, говорили, и просто князь. А когда погулять выходил он с черного хода, сто прелестных охотниц                     выбегали из своих засад, розовые лошади били крылами,                             начиналась охота, из которой никто не старался вернуться назад. А они в него корочкой, видите ли,                                  поджаристой, пирогом с грибами – в семейный, извините, круг. А он на плечо шарманочку –                            и пожалуйста, потому что шофер в автобусе –                             его лучший друг. А он на свои на рыжие, как порфиру,                                    фуражку. А он их сам, понимаете, убивал. И последний троллейбус                  развозил по Сивцеву Вражку ситцевых девочек, убитых им наповал. Плакала на Смоленской флейта,                         лесная дудочка. Бил на Садово-Кудринской барабан любви. Ночь опускалась,              короткая, как мини-юбочка, над белыми дворниками,                    изящными, как соловьи. И стоял, как замок отчаянья,                       арбатский дворик, жалуясь, печалуясь, безнадежно моля… Плачьте, милые девочки,                     пейте паригорик! Пейте капли датского короля!