Читать «Отгадай или умри» онлайн - страница 52

Григорий Симанович

Отсюда он правил, здесь же был и его дом, хотя комплекс кабинетов в Кремле и здании правительства всегда содержался в готовности.

«Мой дом – моя крепость» – в эту старую английскую поговорку он вкладывал абсолютно конкретный, буквальный смысл. Как и те десятки людей из службы охраны, что днем и ночью стерегли объект по самым современным стандартам безопасности, с использованием новейших приборов и технологий.

Он не был трусом – отнюдь! – но каждый редкий выезд за пределы крепости сопровождался раздражающим ощущением дискомфорта. Не страха, нет, – ему некого или почти некого было бояться. Именно душевный дискомфорт, неуют исподволь раздражали его даже за тройной броней «мерседеса», в салоне которого было не шумнее, чем в кабинете, и столь же безопасно с учетом гениально продуманной и супернадежной системы охраны и сопровождения.

Он уже привык к своей крепости, как монах-затворник к пещере.

Он был спокоен и счастлив там и только там, в пятнадцатикомнатных апартаментах, где размещался штаб его фронта, где под рукой были бесчисленные телефоны, мониторы с пультами управления, компьютеры и весь обширный набор бытовых предметов от лучших мировых производителей.

Там, в зале коллегий, где проводил он важнейшие встречи с избранными, немногочисленными доверенными людьми из Федерального комитета правопорядка, после чего они по-военному четко и безоговорочно выполняли его указания, часто устные, незадокументированные…

Там, где в проверяемом до абсурдной тщательности кабинете он все же не отдавал, а отчетливо прошептывал свои самые сокровенные, выстраданные приказы и распоряжения, а Пат и Паташон внимали ему со спокойной уверенностью преданных генералов, не проигравших ни одного сражения, не сорвавших ни одной миссии, порученной Хозяином…

Здесь, где в маленьком тайном помещении за узкой, замаскированной книжным стеллажом дверью, куда войти мог только он, в непреодолимом даже для матерого «медвежатника» сейфе сложены были заветные предметы и бумаги, а на стене, подсвеченный мягкими лучами двух старомодных бра, висел портрет. Святой портрет того единственного человека, ради которого он к сорока семи годам совершил невообразимое восхождение к высшей власти…

Он ждал с докладом Пата и Паташона. Минута в минуту мягкий сигнал селектора и слегка переливающаяся подсветка аппарата дали понять, что оба в приемной. Он нажал кнопку видеоконтроля и поглядел на своих мальчиков, мирно сидящих в креслах напротив секретарского стола, за которым располагалась черная Дора.