Читать «Отгадай или умри» онлайн - страница 12

Король кроссвордов открыл было рот, чтобы начать монолог, но осекся – то ли от нерешительности, то ли по здравому суждению, что, мол, надо дождаться вызванных.

Фима догадался, кого дернул главный. Наверняка Буренина – он возглавлял отдел информации, развлекуха последней полосы тоже относилась к рубрикам отдела. С ним Фима был знаком, они явно симпатизировали друг другу. Но Буренин не откликнулся. Второй – Арсик, ответственный секретарь редакции. С ним Фима пару раз общался на отвлеченные темы, опять-таки держа почтительную дистанцию – все-таки редакционная номенклатура.

Арсик шел. Малинин продолжал молча изучать некий текст. Вдруг поднял взгляд, от которого на Фогеля повеяло ледяными ветрами российской истории, и тихо, но очень внятно прошипел: «С-сука…»

Фима был не готов. Он выстроил другую последовательность. Он намерен был сразу начать говорить, объяснять, ошарашивать собеседника мощным накалом фактов, доводов, эмоций. Он хотел тотчас предстать взбешенной жертвой, каковой, в сущности, и являлся.

Он упустил момент и был унижен, расстрелян в упор, даже не успев вылезти из окопа.

Однако Фима по целому ряду признаков оставался все-таки евреем. В людях этой маленькой, но популярной части народонаселения весьма распространена бешеная вспыльчивость особого рода. Она часто проявляется откуда ни возьмись у тихих, смиренных, глубоко интеллигентных особей в минуты, когда никто ничего подобного не ждет, а, напротив, готов дожать, добить, дотоптать полумертвого от страха иудея. Эта вспыльчивость есть, может быть, некая форма протеста скорее не против слов и действий обидчика, а против собственной же вековечной забитости, издревле унаследованного страха и испокон веков побеждавшего благоразумия.

Фогель выскочил из топкого кресла, перегнулся, опершись руками о стол, и, приблизив арбузно-пунцовое лицо вплотную к малининскому, заорал истошно, во всю мощь почти здоровых легких: «Сам сукаблядь, фашист паучий!»

Позже Фима мучительно недоумевал, с какого рожна он приплел к своему «ответу Чемберлену» столь витиеватое биолого-идеологическое определение. Но в тот момент контроль над собою полностью был потерян.

Глаза Малинина расширились, и он онемело застыл, глядя на этого взбесившегося очкарика, словно тот был коброй, сделавшей смертоносный выпад.

Не он один застыл. Свидетелем сцены и еще одной парализованной жертвой Фиминого экстатического бунта, бессмысленного, но неожиданно эффективного, оказался Евгений Арсик, успевший тихо открыть дверь и просочиться аккурат за секунду до бессмертной филиппики Фогеля.

Арсик был высокий, с виду добродушный мужик, но редактор и отсек (ответственный секретарь) крайне жесткий и суровый. Сказывался характер, закалявшийся в юности на морских дальневосточных просторах.

Тишина овладела кабинетом Малинина, все трое ошарашенно переваривали случившееся. Первым переварил Малинин. Очухавшись, он предложил Арсику сесть, а себе и Фиме – успокоиться.

Пламенный трибун и боец сразу сник и перевалился назад в кресло, уставившись в пол.

– Мы все погорячились, – начал Малинин, поймав недоуменный взгляд Арсика, которого к погорячившимся подверстали, как колонку о погоде к передовице. – Но вы должны понять, Ефим Романович, что вы чудовищно подставили газету, меня лично, Евгения Палыча, всех… Я подписал номер. Не мне вам объяснять, какие времена и кого мы обидели. Последствия непредсказуемы. Мне уже звонили. Вызывают. Простите за излишнюю интеллигентность, но я свою жопу подставлять не намерен. Автор – вы. К сожалению, в моей газете, под моей визой.