Читать «Московский процесс (Часть 2)» онлайн - страница 255

Между тем, это было ключевой проблемой всей политики отношений между Востоком и Западом. Хельсинские соглашения, при всех их недостатках, содержали в себе основополагающий принцип этих отношений — равенство и неразрывную связь трех его «корзин»: безопасности, сотрудничества и прав человека. В них было заложено чрезвычайно важное признание того факта, что советская внешняя агрессивность неразрывно связана с антидемократической, репрессивной сутью режима, без изменения которой о «безопасности» и говорить бессмысленно, а любая форма сотрудничества становилась капитуляцией. Экономические отношения превращались в помощь врагу, «культурные» — в инструмент советской пропаганды, и даже дипломатические лишь способствовали утверждению фальшивого образа Советского Союза как «нормального» государства.

Более того, Хельсинские соглашения содержали очень важную уступку со стороны Запада: «признание нерушимости послевоенных границ в Европе», т. е де-факто — признание советской оккупации Восточной и Центральной Европы, ее узаконение. Не случайно Брежнев считал эти соглашения самым большим достижением своего правления и даже сказал одному из своих помощников:

— Вот если удастся завершить Хельсинки, то и помереть можно.

Оно и не удивительно: он хотел «вписать себя в историю как продолжателя линии на победу, как закрепившего победу в войне победой в политическом плане». Только обеспечив признание Западом советских завоеваний в Европе, можно было двигаться дальше — к расширению влияния на всю Европу, к «борьбе за мир» и разоружение. Для СССР эти соглашения были паллиативом послевоенного мирного договора в Европе, закреплявшего их империю.

Таким образом, речь шла обо всей стратегии Запада на последующие десятилетия: денонсация Хельсинских соглашений фактически была бы ревизией соглашений Ялтинских и поставила бы вопрос о легитимности советской оккупации восточноевропейских стран (включая и Прибалтику, и даже Украину с Белоруссией). Характерно, что даже намек на возможность такого поворота в отношениях, когда ряд сенаторов и конгрессменов США предложил поднять эти вопросы на Мадридской конференции 1980 года, вызвал в Москве полную панику:

Инициатива названных выше конгрессменов получила поддержку большинства членов палаты представителей, — в ужасе сообщал ЦК. — Это пока не обязывает администрацию к конкретным действиям, но по демагогическим соображениям может послужить Картеру поводом для развертывания новой враждебной кампании против СССР.

Словом, Хельсинские соглашения могли бы стать прекрасным инструментом внешней политики, если бы Запад решился их использовать. Однако не только Картер, но даже Рейган, Тэтчер и Коль, практически контролировавшие в 80-х западную политику, на это не решились, а Хельсинские соглашения лишь превратились в инструмент советской политики подавления инакомыслия и развития дальнейшего наступления в Европе. Вместо того, чтобы заставить Москву обороняться, причем «на своей территории» (Восточная Европа, республики СССР), Запад позволил ей перейти в «мирное» наступление, чуть не стоившее Западной Европе ее свободы.