Читать «Московский процесс (Часть 2)» онлайн - страница 254

Владимир Буковский

«Не наша забота пытаться изменить советскую систему. Это — дело самих русских. Наша обязанность — договориться с ними поддерживать равновесие в мире»

Но ведь ту же мудрость повторила и Маргарет Тэтчер в своем интервью, когда поведала миру, что может «делать бизнес» с Горбачевым. «Мы не будем стремиться менять их, они не будут менять нас», — сказала она тогда. Помню, я отвечал ей на это в журнале «Сервей»:

«Что за прелестная основа для „конструктивных взаимоотношений“! Обычный бизнес, вы им — кредиты и технологии, а они вам взамен твердую валюту (…) за счет подрыва экономики. Вы им строите завод, производящий грузовики, а они пошлют эти грузовики, наполненные своими солдатами, в Афганистан. Не старайтесь их изменить — они вас так или иначе изменят. В этом-то и состоит суть экономических реформ, за которые так ратует товарищ Горбачев: Запад строит советскую экономику, а они между тем строят коммунизм во всем мире».

Читатель может оценить мое злорадство, когда через семь лет я нашел вышеупомянутый документ о советской помощи бастующим британским шахтерам.

Словом, наш союз с западными антикоммунистами никогда не был равным, в тяжелые для них времена «холодной войны» или «детанта» 70-х мы объединялись, а в тяжелые для нас времена «перестройки» они о нас и не вспомнили. Да и во времена альянса у нас не было полного взаимопонимания: слишком узко толковали они советскую угрозу, видя в основном лишь ее военный аспект. Но тот факт, что в войне идей вооружение имеет лишь психологическое значение, а сама эта война не имеет ни фронта, ни тыла, — остался за пределами их понимания. Не случайно, добившись банкротства СССР к 1986 году, они успокоились, так и не доведя дела до конца: как только СССР перестал представлять угрозу миру, он перестал их интересовать. Дальнейшая судьба сотен миллионов людей их не интересовала, видимо, в силу уже упомянутого высокомерия (если не сказать шовинизма), предполагавшего наличие мистической вины народов, коммунизмом «наказанных».

Соответственно, наши разногласия, хоть и приглушенные наличием общего врага, стали проявляться почти немедленно: уже к концу 70-х, когда мир убедился, что СССР не собирается соблюдать требования Хельсинских соглашений по правам человека, наши позиции разошлись. Мы считали, что единственной адекватной реакцией на аресты членов Хельсинских групп должна быть денонсация Хельсинских соглашений или хотя бы угроза денонсации — при ультимативном требовании освободить арестованных. Запад же был склонен сделать вид, что ничего существенного не произошло, и «продолжать хельсинский процесс» как ни в чем не бывало. Эту позицию еще можно было понять, пока в большинстве западных стран у власти оставались левые партии, но ведь она не изменилась и к началу 80-х, когда произошел резкий сдвиг вправо. Даже администрация Рейгана не решилась трогать этот вопрос, хотя многие влиятельные деятели республиканцев, находясь в оппозиции, открыто разделяли нашу точку зрения.