Читать «Все продается и покупается» онлайн - страница 60

Марина Серова

– Я вот к чему напрягаю таким образом твои извилины, Евгений...

Щипачев вышел из кабинки душа, поскользнулся на кафельном полу, придержался за стену и чертыхнулся вполголоса. Стихарь дернулся было его поддержать, но опоздал и едва не растянулся сам.

– Гротеск! – пробормотал Виктор Сергеевич, покосившись на фигуру опричника, превшего в своем зимнем, кожано-спортивном одеянии при этакой-то жаре.

Женечка смотрел на хозяина, на его сухое, по-молодому мускулистое тело и прикидывал – как сильно можно получить по морде от такого мужика.

– После случая с черепом, – Щипачев протянул руку за полотенцем, а получив его, перебросил через плечо и встал, уперев руки в бока, – ты понимаешь... меня обеспокоили люди Трегубова. Помнится, я одно время подумывал заменить его тобой. Так и поступим. На время! – возвысил он голос, видя, какое огорчение проступило на лице Женечки. – Поживешь недельку на псарне, наведешь там порядок. А первые двое-трое суток вообще оттуда выезжать не смей. Трегубов тебе мешать не будет. Но смотри, Стихарев-Кутузов, если будешь чрезмерно груб с людьми, я, сообразуясь, свои выводы сделаю.

– Понял, – пробубнил Стихарь с облегчением оттого, что его ссылка оказалась временной. – Когда приступать?

– Сейчас! – пожал плечами Виктор Сергеевич и, накрыв полотенцем мокрый ежик волос, принялся вытираться. – Будешь звонить мне утром и вечером.

Стихарь расслышал его уже за дверью, поэтому вернулся, сунул в душевую потное лицо и повторил:

– Понял!

* * *

– Эх, Желудь, Желудь, друг ты мой любезный, куда ж нам теперь деваться?

Алексашка попытался по-приятельски обнять сослуживца, но тот не допустил такой вольности – задергал плечами, сбросил руку Пырьева со своих плеч.

– Нет, деваться нам некуда! И что сказано, то и делать придется.

– Я, Алексаша, далек от мягкотелой щепетильности, – не в первый раз принялся за объяснение своей позиции Сергей Иванович. – Но меня возмущает безапелляционность и сам тон, каким Аркадий разговаривает с нами. Тебе вообще-то знакомо такое качество – свободолюбие? Во мне оно развито, и я хотел бы, чтобы с этим считались все Трегубовы, вместе взятые.

– Да что-о ты? – отшатнулся от него Пырьев. – Ну и иди со своим свободолюбием, мыкайся по подвалам да чердакам. Побрейся только сначала, а то от тебя все бродячие коты шарахаться будут. Побреешься, и будет хорошо.

– Не в том дело, хорошо или плохо, – возразил Желудев. – Я ушел бы, давно бы ушел, можешь не сомневаться, если б возможно было. Боюсь! Представляешь, я, Сергей Иванович Желудев, боюсь каких-то Стихаревых и Трегубовых! Стихаревых! – повторил он с нетрезвым смешком и потряс рукой перед лицом.

– Вот она, твоя неволя! – довольно воскликнул Алексашка, усмехнулся, колыхнув животом, обтянутым линялой фланелевой рубашкой, и откинул со лба прядь седых волос. – Воля, неволя – все это ваша интеллигентская блажь и больше ничего. По мне, вот она, воля! – Он взял со стола ополовиненную бутылку водки и встряхнул ее. – Когда есть что поесть и выпить в охотку, то и воля. Да чтоб еще тепло было и было чем зад прикрыть. А все остальное – так, чушь собачья.