Читать «Белые птицы детства» онлайн - страница 26

Вячеслав Викторович Сукачев

Утром, когда он проснулся, отца уже не было, и Карысь робко спросил у матери:

— Мама, можно я к Перстню схожу?

— Это к какому ещё Перстню? — нахмурилась мать, убиравшая посуду со стола.

— К жеребёнку. Он заболел. Вчера папка говорил.

— Ты не забыл? — удивилась мать. Потом подумала, потом кивнула головой: —Хорошо, сходи. Но чтобы обедать тебя не искали.

— Ага.

— Что?

— Хорошо, мама. Я сам на обед прибегу.

— Надо следить за своей речью...

И Карысь выбежал из дома. Он выбежал из дома, и следом за ним увязался Верный, уже большой рыжий щенок с белым галстуком на шее. Он то обгонял Карыся и смешно прыгал на трёх лапах но дорожке, то путался под ногами, а то убегал в траву и что-то такое там жевал, чихал и вытирал нос лапой. Однако сегодня Карысь не обращал внимания на Верного и потому очень скоро оказался возле конюшни. Ворота в конюшню были распахнуты, и там, в глубине, Карысь увидел отца. Открыв маленький чёрный чемоданчик с красным крестом, отец что-то перебирал в нём и не замечал Карыся.

— Папа,— Карысь тихонько подошёл к отцу,— Перстню плохо?

— А, Серёжа.— Отец не удивился.

Что-то в голосе отца насторожило Карыся, и он, непривычно робея перед ним, осторожно спросил:

— Мне можно на него посмотреть?

— Посмотри,— рассеянно ответил отец, набирая какую-то мутно-белую жидкость из бутылочки в шприц.

Окна в конюшне были маленькие, почти под самым потолком, и потому здесь всегда держался полусумрак, к которому с улицы надо было долго привыкать, напрягая зрение и внимание. И Карысь, прежде чем войти к Перстню в стойло, сильно зажмурился, а может быть, он зажмурился ещё и потому, что боялся увидеть жеребёнка совсем плохим.

2

Перстень лежал на тонкой подстилке из соломы, сквозь которую проглядывали плохо ошкуренные, свежие плахи. Он лежал на боку, вытянув передние ноги и к самому животу подобрав задние. Его голова, на тонкой, с короткой гривой, шее, была запрокинута назад. Карысю показалось, что Перстень куда-то сильно бежит, только бежит лёжа.

Он присел на корточки и услышал, как тяжело, с хрипом, дышит Перстень, как что-то урчит и булькает в его высоко поднимающемся и опадающем животе.

— Перстень, — тихо позвал Карысь,—Перстень, не умирай.

— Пусти-ка,— подошёл отец. Он тоже присел на корточки, оттянул мягкую, податливую шкуру на шее у Перстня и глубоко воткнул иголку. Карысь вздрогнул и смотрел, как медленно убывает из шприца мутно-белая жидкость. Когда отец выдернул иголку назад, Перстень слабо перебрал передними ногами и опять затих.

— Ему сильно больно? — Карысь тронул копыто Перстня и быстро отдёрнул руку.

Отец не ответил, а в стойло зашёл дед Плехеев. Он посмотрел на Перстня, на Карыся и хмуро сказал:

— Зря всё это, Виктор Фёдорович. Живот у него полымя горит. Так-то запрошлым годом у Султана было, и ничего не пособило — сдох.

— Посмотрим, посмотрим,— неуверенно сказал отец.

— А чего смотреть-то,— махнул рукой дед Плехеев,— только лекарство зря переводить. Надо Мотрю Мясника звать, вот и смотрины все.

Карысь плохо слышал их разговор, потому что в это время Перстень открыл глаз и тяжело вздохнул. Он попытался и голову приподнять, но это у него не получилось, лишь тёмные, острые уши несколько раз вяло стриганули по плахам. Снаружи уши были тёмные, в коротких волосках, а вот внутри — розовые, с множеством красных прожилок, и Карысь, страдальчески морщась, почему-то долго смотрел именно на эти, слабо стригущие по плахам уши. Потом он подвинулся ближе и с надеждой заглянул в открытый глаз Перстня. Ему казалось, что он увидит там нечто важное, чего не видят взрослые, и потому Карысь сильно удивился, когда разглядел на выпуклой поверхности глянцевито-чёрного глаза... себя самого.