Читать «Сибирская роза» онлайн - страница 33

Хорошо режет нож, да только всё ль ему дозволено?

Вот убрали опухоль. Кажется, всё прекрасно. Придраться не к чему. Ан хлоп, беда. Через какое-то время беда прорастает на новом месте, куда зараньше выбросила ещё не видимые, ещё не заметные щупальца-клешни.

Речной рак чем опасен? Клешнями. Клешнями защищается, клешнями нападает. Бывало в детстве, так стриганёт клешнёй, что, кажется, палец отскочил, и ты со смертным ором поскорейше, молнией, выдираешь руку из норы иль с-под коряги, куда сунулась за раком, да поймалась сама.

И прежде всего вот эти клешни, выбрасываемые в стороны, опасны и у болезни, названной раком. Я считаю, главное зло не в опухоли, а в её клешнях-щупальцах, расползающихся наподобие паучьей сетки. Не давай расходиться. А как не дашь? Прежде чем резать опухоль, обломай клешни-щупальца, отдели её от здоровой ткани. Вот это-то как раз и под силку борушке. Он обрывает эти клешни, чистит вокруг опухоли ткань, и опухоль как бы подносится ножу на блюдечке. Выщелкивай, как орех из скорлупки, режь спокойно, дальше беда не пойдёт.

Моя методика – не торопись, дай организму набраться духом. Он ведь не меньше твоего встревожен бедой. Недели две-три до операции даю больному настойку по схеме. После операции даю. Свежие силы человеку всегда нужны...

Я вся за борец, я против химии. Химия убивает...

Ещё Гиппократ говорил, что лечат нож, трава и слово. Так что я нового сказала?

Я лечила пятьдесят пять человек. Из них пятерых брала на облегчение страдания, остальных брала с некоторой надеждой на излечение. Счёт цыплятам осенью. Вот моя осень... Полное излечение получили десятеро с отдалённым результатом до четырёх лет. Умерли восемнадцать. Половине из них жизнь продлена до года. Остальные в периоде реакции... Такая вот моя осень...

Опечаленно, скорбно кончила доклад Таисия Викторовна.

Ей не захлопали.

Конечно, хлопать не за что, не тот момент. Тут ордена да знамена не раздают. Но все же...

Она вопросительно обвела зал. Зал тяжело молчал. Как-то даже враждебно.

– Я н-напомню... – заикаясь, снова заговорила. – Я выхаживала людей не от кашля... Люди обречённые... Вы можете спросить, и всё же какой процент у них выживаемости? Статистики нету... И не может быть... Это ж люди, на которых махнули рукой... поставили точку... Один московский академик мне говорил, если удастся спасти из них хоть два процента – уже победа. У меня выжило двадцать процентов. Каждый пятый... Это труды какие... Не баран чихал... Из уходивших туда десятеро моих не ушли. Раздумали. Посторонились от смерточки и вернулись... Они пришли сюда. В коридоре ждут. – Таисия Викторовна повернулась к президиуму. – Давайте покажем их, послушаем...

– Никаких смотрин! – замахал красным карандашом Грицианов. – Есть мнение...

Его перебили из зала:

– А вы в программку заглядывали?

– На плане, извините, демонстрация больных!

– Подавайте демонстрацию!

– Товарищи! – сказал Грицианов. – Мы тут посовещались и решили... – Он посмотрел на Кребса, Кребс утвердительно кивнул. – Мы посовещались и решили демонстрацию не проводить. Время поджимает! Вместо тридцати минут докладчик говорила один час сорок девять минут. В свете этого неопровержимого факта, товарищи, регламент явно нарушен. А с больными... – Грицианов еле заметно мягко улыбнулся. – А с больными господа желающие могут встретиться завтра в десять утра в клинике товарища Кребса, где для этой цели специально выделен кабинет и ассистент товарищ Лопушинская.