Читать «Меня зовут Женщина» онлайн - страница 11

За ужином Арсений Александрович всегда веселился, называл запеканку «закипанкой», пепси-колу — Терпсихорой. Он наклонялся и шепотом сообщал мне:

— У меня по ночам фантомные боли. Знаете, что такое фантомные боли? Это когда болит ампутированная нога, бывшая нога. Моя бывшая нога считает меня своей собственностью. Так обычно ведут себя бывшие жены.

Как-то мы сидели на лавочке в Переделкине, перед нами кормила бездомных собак, изнуряя себя балетными па, известная поэтесса.

— Как вы к ней относитесь, Арсений Александрович? — спросила я.

— Прелестная женщина и умница, правда, слишком жеманится все время, видимо, у нее такая форма извинения за ум и красоту.

— А стихи?

— Стихов, в моем понимании, у нее, к сожалению, нет. А как бы ей пошли хорошие стихи. Со стихами мне последнее время совсем не везет. Ничего, кроме Самойлова и Межирова, не могу читать, остальные — либо фашиствующие молодчики типа Юрия Кузнецова, либо авангардисты для бедных.

— Арсений Александрович, — наконец набралась я смелости за год гостевых отношений, — я хотела показать вам свои стихи.

— Да я же их уже читал. Очень мило, очень мило. — Зная его характер, я поняла, что ничего не перепутал, а просто отшивает, почувствовала, что из глаз у меня сейчас хлынут слезы обиды, распрощалась в ту же секунду и убежала на станцию. Вечером позвонила Татьяна:

Арсюша сказал, что очень огорчил вас, и просил передать, что зато ему нравится ваша пьеса про Олешу, ему даже странно, что вы, такая молодая, так хорошо почувствовали эпоху. И стихи Олеши в пьесу удачно подобрали. — Стихи в пьесе были мои, а не олешинские, но гордыня, как всегда, притормозила меня, качать права уже было не интересно.

— Очень не хочется умирать от какого-нибудь пошлого инфаркта, инсульта. Вот хорошо Блоку, он умер от гонореи — мне Марина говорила. — Когда Арсений Александрович ссылался на «ту» свою компанию, у меня, понятно, шевелились на голове волосы. — Смотрите, какая девка-баскетболистка, — реагировал он тут же на телеэкран. — Вот жениться на ней, и можно до тысячи лет прожить!

Я перестала ездить к Тарковским после того, как с разрывом в полгода умерли их сыновья. Сначала — сын Татьяны, потом — Андрей Тарковский. Я искала признаки потери в доме, я не увидела их. В воздухе вокруг Тарковских ничего не изменилось, «а были ли мальчики?»

За изысканность стиля и чувстве собственного достоинства не могли спрятать полное пренебрежение родительскими обязанностями, характерное для поэтов Серебряного века. «Дети не должны были спрашивать с нас как с обыкновенных людей, ведь мы необыкновенные люди», — все время слышалось в этом доме. И, двинутая на юном максимализме, ошарашенная смертью Андрея Тарковского, я решила закончить поэтическую главу своей биографии, так плохо сопрягаемую с родительскими обязанностями, и больше никогда не пить чай с гением, прозевавшим сына-гения.