Читать «Ваятель фараона» онлайн - страница 130

Элизабет Херинг

Что их волновало? Прежде всего общее большое горе. Бакет первая заметила, что Иби никак не реагирует на звуки. Она скрыла это и от Тутмоса, и от Ипу, боясь их огорчить. Однако в конце концов и мужчины обратили внимание, что малышка не начинает говорить. Она живо смотрела своими глазенками на все происходящее вокруг, несла своей названой матери веретено, когда видела, что та садится за прялку; хватала ее за платье и показывала пальчиком на свой рот, когда была голодна, но из уст ее раздавались лишь нечленораздельные звуки. Тутмос первый наконец сказал: она нема.

Не его ли это вина? Не он ли закрыл от нее мир звуков, когда швырнул ее мать наземь?

Никто ничего не мог сказать Тутмосу, даже врач, сам Пенту. Но собственное сердце отца упрекало его каждый раз, когда ребенок молча смотрел на него своими большими глазами. И Тутмос стал пробовать возместить дочери то, что было у нее отнято, ибо она видела все, что освещает Атон своими лучами; для нее существовали краски, формы – вся красота мира.

Часами сидел Тутмос подле нее и рисовал цветы и птиц, детей, собак и кошек. А она! Когда он нарисует ей птицу – начинает шевелить ручками, словно хочет взлететь; когда нарисует цветок – делает такие движения пальчиками, точно хочет его сорвать; когда увидит изображение собаки начинает ползать на четвереньках.

В конце концов с помощью рисунков они стали понимать друг друга и обмениваться впечатлениями. Никому, кроме их двоих, не были понятны эти рисунки.

И когда Тутмос работал над саркофагом юной царевны, ощущал он горе Нефертити в своем собственном сердце.

Горе Нефертити.

Но что тяжелее? Видеть свое дитя погруженным в вечное молчание, знать, что оно находится там, где никакое горе, никакая боль, никакой вопль не будут услышаны? Или вообще потерять своего ребенка, безжалостно вырванного из жизни? Знать, что оно находится в повозке, которая везет его в такие дали, где страдания всего мира могут разорвать сердце, где мать не может ни защитить, ни хотя бы утешить своего ребенка. Или, наконец, хоть и иметь дитя неподалеку, но знать, что оно отдано на произвол таких людей, которые способны восстановить его против собственной матери так, что их сердца станут дальше друг от друга, чем северные страны от южных?

Что происходит за стенами дворца? Там должны царствовать молодость, счастье и сердечный мир до тех пор, пока белый лебедь не станет черным, а черный ворон – белым!

Почему же Нефертити не сопровождает больше своего супруга во время его поездок в великолепной, украшенной лазуритом и золотом колеснице? Почему она не показывается вместе с ним на балконе, когда Эхнатон милостиво награждает своих фаворитов (что в последнее время он стал делать все реже и реже?

И правда ли, что Нефертити поссорилась с царевичем Сменхкара, супругом ее старшей дочери – Меритатон? И что другая ее дочь, Анхсенпаатон, выступила против матери и пытается отдалить ее от отца?

А Эхнатон? Почему сделал он зятя чуть ли не соправителем?

Хотя так и принято, что старый царь заботится о своем преемнике, но Эхнатону ведь лишь немногим больше сорока лет!