Читать «Жизнь Никитина» онлайн - страница 85
Владимир Александрович Кораблинов
Придорогин шумно, как всегда, и, как всегда, бессвязно выразил эту мысль.
– Не беспокойтесь, – насмешливо сказал Милошевич, – встанет и размечет. Да так размечет, что…
Потряс кулаком и оборвал, не закончив.
Крепкий жилистый кулак артиллерийского капитана как бы договаривал недоговоренное.
Стихи рождаются удивительно.
Напечатанное, стихотворение выглядит стройным столбцом, четко красуется на белой странице книги, читается легко; слова бегут привольно, волшебной музыкой звучит рифма, завершая концы строк.
Мнится: перо само скользило по чистому бумажному листу, нисколько не утруждая автора.
Но сделайте одолжение, загляните в черновую рукопись.
Что это? Боже мой! Словно ужасная буря пронеслась над бумагой и все разрушила, исковеркала, раскидала. Где же стройные столбцы стиха? Где ровные ряды строк, прямых, как туго натянутые струны гуслей? Ничего этого нет. Есть нагромождение зачеркнутых слов, чернильная грязь, хаос, неразбериха. Редко вырвется на белизну листа строка, не исполосованная длинным бичом яростного зачерка; блеснет на мгновенье, как выметнувшаяся из воды рыба, – и снова скроется в разбушевавшейся стихии чернильных помарок…
Прочесть такую рукопись трудно, порою – невозможно, пока автор не перебелит написанное на чистый лист.
Так выглядят многие черновики Державина, Пушкина, Лермонтова. Черновики Кольцова. Черновики самого Никитина.
Но есть и иные.
Когда строка за строкой ложатся в тетрадь легко и свободно. Когда стихотворение пишется в счастливые минуты непостижимого душевного восторга, враз, вырвавшись одним дыханьем, не испытав мучительных судорог рождения.
Именно так, легко и скоро, почти без помарок, были написаны Иваном Савичем гневные стихи «Падет презренное тиранство».
Они сказали то, что давеча не договорил артиллерийский штабс-капитан.
И было удивительно все: и как жест Милошевича тотчас отозвался в душе Никитина, и как сами собою вылились на бумагу стихи.
Но самое удивительное заключалось в том, как поэтическая мысль в причудливых узорах павловских рисунков разглядела восходящее солнце и мужика, вострящего топор на своего владельца.
И это, подобно рукописным вставкам в «Колокол», уже не было простодушной, пусть даже опасной игрой в стенах второвской гостиной, остроумной мистификацией, встревожившей одних и позабавившей других, – нет!
Это был крик измученной, замордованной России.
Это был бунт.
Где жизнь, там и поэзия
Я, как умел, слагал свой стих, —
Я воплощал боль сердца в звуки…
И. Никитин. «Кулак».
Тот еще не художник, которого поэзия трепещет и отвращается прозы жизни, когда могут вдохновлять только высокие предметы. Для истинного художника – где жизнь, там и поэзия.
