За свежим мате ночи коротая,Он под навесом грезил в полудремеИ ждал, седой, когда на окоемеБлеснет заря, по-прежнему пустая.Он гаучо себя не звал: решаяСудьбу, не ведал ли, что есть иная.И тень его, себя - как мы - не зная,Сошла во тьму, другим - как мы - чужая.
О множественности вещей
Мне снится пуританский небосвод,Скупые одинокие созвездья, Как будто Эмерсон на небосводВзирает из холодного Конкорда.А в наших землях преизбыток звезд.И человека преизбыток. СтолькоДинастий насекомых и пернатых,Звездистых ягуаров, гибких змей,Растущих и сливающихся веток,Листвы и кофе, капель и песка,Давящих с каждым утром, усложняяСвой тонкий и бесцельный лабиринтА вдруг любой примятый муравейНеповторим перед Творцом, избравшимЕго для воплощенья скрупулезныхЗаконов, движущих весь этот мир?А если нет, тогда и мирозданье -Сплошной изъян и тягостный хаос.Все зеркала воды и полировки,Все зеркала неистощимых снов,Кораллы, мхи, жемчужницы и рыбы,Маршруты черепахи сквозь векаИ светляки лишь одного заката,Все поколения араукарий,Точеный шрифт, который не сотретНочь со страницы, - все без исключеньяОтдельны и загадочны, как я,Их тут смешавший. Не решусь изъятьИз мира ни Калигулу, ни лепру.Сан-Пабло, 1970
К немецкой речи
Кастильское наречье - мой удел,Колокола Франсиско де Кеведо,Но в бесконечной кочевой ночиЕсть голоса отрадней и роднее.Один из них достался мне в наследство -Библейский и шекспировский язык,А на другие не скупился случай,Но вас, сокровища немецкой речи,Я выбрал сам и много лет искал,Сквозь лабиринт бессонниц и грамматик,Непроходимой чащею склоненийИ словарей, не твердых ни в одномОттенке, я прокладывал дорогу.Писал я прежде, что в ночи со мнойВергилий, а теперь могу добавить:И Гельдерлин, и "Херувимский странник".Мне Гейне шлет нездешних соловьевИ Гете - смуту старческого сердца,Его самозабвенье и корысть,А Келлер - розу, вложенную в рукуУмершего, который их любил,Но этого бутона не увидит.Язык, ты главный труд своей отчизныС ее любовью к сросшимся корням,Зияньем гласных, звукописью, полнойПрилежными гекзаметрами грековИ ропотом родных ночей и пущ.Ты рядом был не раз. И нынче, с кромкиБессильных лет, мне видишься опять, -Далекий, словно алгебра и месяц.
Море
Морская вечно юная стихия,Где Одиссей скитается без срокаИ тот другой, кого народ пророкаЗовет Синдбадом. Серые морскиеВалы, что мерит взглядом Эйрик РыжийИ воин, завершивший труд всей жизни -Элегию и эпос об отчизне,В далеком Гоа утопая в жиже.Вал Трафальгара. Вал, что стал судьбоюБританцев с их историей кровавой.Вал, за столетья обагренный славойВ давно привычном исступленье боя.Стихия, вновь катящая все те жеВалы вдоль бесконечных побережий.
