Читать «Повесть о глупости и суете» онлайн - страница 21
Нодар Джин
Если бы не мегафон в правой руке, он походил бы на невыспавшегося библейского пророка — и тогда у него не было бы и шанса на получение подачки. Впрочем, поскольку не выглядел он и жертвой, никто не собирался лезть за бумажником, потому что люди не любят попрошаек, рассчитывающих не на сострадание, а на справедливость.
— Читайте же! — разрешила Джессика после паузы.
Мужик перенёс мегафон в левую руку, поскольку ему, видимо, нравилось жестикулировать правой. Ни один из жестов, однако, ничего не объяснил, и к концу стихотворения никто не понимал как быть: радоваться существованию или нет.
Что касается меня, я — помимо прочего — подумал о том, что если бы этот поэт разговаривал с собой не в мегафон, а, подобно мне, беззвучно, — то окружающие чувствовали бы себя комфортабельней.
Оказывается, однажды, когда день двигался осторожно, как переваливается гусеница через острие бритвы, ему показалось, будто человек — единственное создание, живущее вопреки разуму. Каждый из нас уделяет жизни всё своё время, но настоящая беда в другом: жизнь течёт наоборот, и смерть должна располагаться в начале. Если жить согласно разуму, то сперва следует не родиться, а умереть. Покончив со смертью и выбравшись из гроба, человек должен вступать в старость и жить на пенсии, пока не станет достаточно молодым, чтобы трудиться — за что вместе с подарком от сослуживцев получит в награду юность: хмельные годы любви и познания. После юности дела пойдут ещё лучше: наступит детство, когда все вещи в мире являются тем, чем являются — игрушками. Потом человек становится всё меньше и меньше, превратившись, наконец, в зародыш и провалившись в тепло материнской утробы, где, собственно, только и пристало задаваться вопросом о том, стоит ли жить, но где зародыш об этом не думает, ибо на протяжении всех девяти месяцев предвкушает самое последнее и чудесное из превращений — в игривую улыбку на устах родителей.
13. Большинство людей не заслуживает оргазма
— Что это? — спросила меня Джессика. — Он издевается?
— Нет, рассуждает о жизни, а гусеница переваливается через бритву… И хочет за это деньги. Не она, — он.
— А это справедливо?
— Жизнь — единственное, о чем можно сказать что угодно.
— Я не об этом: платить ему или нет?
— У меня денег нету, — отрезал я.
— Я тоже не дам! А что бы сделала Фонда?
— То же самое, что сделала при взлёте, когда штрафовали меня: заставила бы выложиться соседа справа.
Она обернулась на соседа справа и вскрикнула:
— Ой! Стоун умирает!
Мэлвин Стоун, действительно, смотрелся плохо — совершенно бледный, он икал и жадно дышал.
— Вы прислушайтесь! — шепнула Джессика и схватила меня за руку. — Слышите? Он хрипит!
— Это не он, — сказал я. — Это его сосед. Просто храпит. Но дело не в этом: Стоун, действительно, плох…