Читать «Королевство белок» онлайн - страница 76

«Не стану! Это унижение, это значит забыть всякое достоинство. Лучше сразу умереть… Бросить позорную работу!». Энкино сел на дно ямы и решил, что больше не пошевелит и рукой. «Только умирать придется долго», — беспощадно подсказывал разум. Энкино знал, какая участь ожидает провинившегося раба. Вовсе не легкая, мгновенная смерть. Боль, грязь, издевательства… Высекут, дадут прийти в себя, спросят, не одумался ли, нет — опять высекут… Энкино закрыл лицо руками. Затем медленно встал и с тяжелым сердцем продолжил бессмысленную работу. Под вечер яма была ровно закопана, края выровнены.

Утром Энкино уже знал, что его ждет. Снова привели на то же место:

— Рой, и усерднее. Не ленись, — распорядился надсмотрщик. — Я проверю, смотри!

Энкино стал рыть с таким ожесточением, что заступ, звякнув, сломался.

— Дармоеды, не напасешься на вас! — орал надсмотрщик, тыча в плечо Энкино черенком. — Тебе сказали работать, а не инструмент портить!

На краю куча камней и земли. Осунувшийся после второй порки — за порчу инструмента — Энкино снова засыпал яму.

— Ровнее! — проходя мимо, бросал через плечо надсмотрщик. — Откуда у тебя руки растут?! Это лопата, а не перо, ее не двумя пальцами держать надо. Увижу, что плохо засыпал — опять отведаешь плети.

Над ямой остановились двое молодых рабов. Взглянув, как Энкино на жаре ожесточенно ровняет лопатой края, один из них подмигнул другому, и оба заржали. Через некоторое время они нарочно подошли посмотреть еще раз, и их снова обуял смех. Вскоре никто уже не проходил без смеха мимо Энкино, который день за днем то закапывал, то снова выкапывал яму.

Наконец кончилось жаркое лето. Но лучше бы не кончалось: с осени зарядил проливной дождь. Края ямы доставали Энкино до подмышек. На дне плескалась грязная, холодная жижа, а сам он, с мокрыми волосами и в насквозь мокрой рубахе, все выкидывал снизу комья земли. Ночью Энкино пробовал покончить с собой, задержав дыхание. Он читал, что так делали философы древности, когда им нужно было достойно расстаться с жизнью. Но у Энкино ничего не вышло. В глазах еще не успело потемнеть, как помимо его воли тело начало бороться за жизнь, он стал хватать ртом воздух — и понял, что убить себя не сможет. По крайней мере — так. «Книги врут, или там не про таких трусов, как я, писано, — думал он, безнадежно двигая заступом под дождем. — Хорошо… не получилось задержать дыхание, тогда почему бы сейчас не хватить по руке киркой… и сесть в воду. Как древние вены себе резали в горячей ванне… — усмехнулся он. — Так нет ведь, не посмею. Ничего не посмею: ни бросить работу, ни убить себя».

Земля уже подмерзала, поутру выпадал иней. Энкино слышал, что зимой трудно хоронить. Ему казалось, что, зарывая и разрывая яму, он каждый раз что-то хоронит: день роет могилу, другой — ее засыпает. Он по-прежнему выходил во двор в одной рубашке, дрожа от холода и не чувствуя его. Потом ему дали грязную заплатанную куртку. Иногда мелькала надежда: придет зима похолоднее, и, может, повезет простудиться так, чтобы умереть. Попытки умереть от собственной руки Энкино оставил. Рабы, снующие туда-сюда мимо, посмеивались над ним по привычке — развлечений все-таки мало. Надсмотрщик приходил проверять работу. Энкино уже не ощущал своего унижения и не считал работу бессмысленной — вообще не думал, должен ли быть в работе или в жизни какой-то смысл. Он просто копал.