Читать «История и старина: мировосприятие, социальная практика, мотивация действующих лиц» онлайн - страница 144

Поскольку имеет место изменение социальных представлений о предпочитаемом статусе брачного партнера, о форме брака, о функции брака, о внебрачных отношениях, по всей вероятности, можно вести речь о значительных переменах в обществе, которые связаны прежде всего с изменением внешне- и внутриполитической обстановки и, соответственно, с течением времени.

3.2 Анализ эпических представлений о сакральности в социальной практике

3.2.1 Общая характеристика представлений о феномене сакральности

В настоящее время феномен сакральности в социальной практике изучается довольно активно, но, к сожалению, исследователи крайне редко ставят в центре внимания саму социальную практику. С таким подходом трудно согласиться, он выглядит нелогично, поскольку именно в процессе социальной практики вырабатывались нормы обрядности, формы проведения ритуалов и условия, при которых они допускаются обществом.

Кроме сакральности естественной, пронизывающей контекст обрядов и ритуалов, следы которых остались в реальной социальной практике (что подтверждается материалами этнографии), в эпосе содержится также и сакральность мнимая, вторичная, сказочная, непреднамеренно возникшая благодаря деятельности сказителей. Далеко не все они понимали смысл того, о чем пели, в результате чего традиционно иносказательный характер русского фольклора медленно, но верно переходил в сказочный.

Показать это можно путем сравнения эпических штампов изображения «хитростей» богатыря.

Возьмем три характерных его изображения:

Первое — в «Слове о полку Игореве»; Второе — в былине о князе Волхе; Третье — в сказке Кощее (который также изредка присутствует в былинных сюжетах).

Первое: «А Игорь князь поскакал горностаем к тростнику и белым гоголем на воду, вскочил на борзого коня и соскочил с него серым волком, и побежал к излучине Донца, и полетел соколом под облаками».

Второе — «Оборотничество» Волха Всеславьевича: «Он обвернется серым волком, бегал-скакал по темным лесам и по раменью… Он обвернется ясным соколом, полетел он далече на сине море… Он обвернулся гнедым туром-золотые рога… Он обвернулся горностаем…».

Третье — появление у героя (ни с того ни с сего) чудесных помощников:

Иван-царевич пришел к дубу и не может достать сундук. Откуда ни возьмись — медведь (повалил дуб), когда из сундука выскочил заяц — откуда ни возьмись — волк, догнал зайца и порвал его. Выскочила утка — откуда ни возьмись, летит ястреб — сбил утку. Яйцо упало в море — откуда ни возьмись — щука, достала яйцо и отдала царевичу.

Таким образом, один и тот же эпический штамп виден в трех ипостасях — реальном иносказательном изображении действий харизматически воспринимаемого князя; в сакральном по смыслу, частично сохраняющем иносказательный характер в былинном отображении князя — волшебника; в полностью потерявшем иносказательность и воспринимаемом отдельно от «царевича» (князей в сказках почти нет) образе действий его «чудесных помощников».