Старик!Ни власть святых, ни скорбь, ни покаянье,Ни тяжкий пост, ни жаркие молитвы,Ни даже муки совести, способной,Без демонов, без страха пред геенной,Преобразить в геенну даже небо,Ничто не в состоянии исторгнутьИз недр души тяжелого сознаньяЕе грехов и сокровенной муки.Та кара, что преступник налагаетСам на себя, страшней и тяжелееЗагробных мук.
Аббат
Я рад все это слышать,Затем что все это должно сменитьсяНадеждой благодатной, что спокойноВзирает на блаженную обитель,Ее же всякий ищущий обрящет,Коль скоро он покинет путь неправый.Начало же спасения — сознаньеЕго необходимости. ПокайсяИ все грехи, что отпустить я властен,Я отпущу, — что преподать сумею,Все преподам.
Манфред
Когда несчастный Нерон,Чтобы избегнуть мук позорной смертиПеред лицом сенаторов, недавнихЕго рабов, ударил в грудь кинжалом,Какой-то воин, полный состраданья,Прижал свой плащ к его смертельной ране,Но Нерон оттолкнул его и молвилС величием во взоре: "Слишком поздно!"
Аббат
К чему ты клонишь речь?
Манфред
Я отвечаюНа твой призыв к спасенью: слишком поздно!
Аббат
Нет, никогда не поздно примиритьсяС своей душой, а чрез нее и с небом.Иль у тебя нет никаких надежд?Ведь даже те, что в небеса не верят,Живут какой-нибудь земной мечтой,Прильнувши к ней, как тонущий к тростинке.
Манфред
О да, отец, и я лелеял грезы,И я мечтал на утре юных дней:Мечтал быть просветителем народов,Достичь небес, — зачем? Бог весть! быть может,Лишь для того, чтоб снова пасть на землю,Но пасть могучим горным водопадом,Что, с высоты заоблачной свергаясьВ дымящуюся бездну, восстаетИз бездны ввысь туманами и сноваС небес стремится ливнем. — Все прошло,И все это был сон.
Аббат
Но почему же?
Манфред
Я обуздать себя не мог; кто хочетПовелевать, тот должен быть рабом;Кто хочет, чтоб ничтожество призналоЕго своим властителем, тот долженУметь перед ничтожеством смиряться,Повсюду проникать и поспеватьИ быть ходячей ложью. Я со стадомМешаться не хотел, хотя бы могБыть вожаком. Лев одинок — я тоже.
Аббат
Зачем не жить, не действовать иначе?
Манфред
Затем, что я всегда гнушался жизни.Я не жесток; но я — как жгучий вихрь,Как пламенный самум, что обитаетЛишь в тишине пустынь и одинокоКружит среди ее нагих песков,В ее бесплодном, диком океане.Он никого не ищет, но погибельГрозит всему, что встретит он в пути.Так жил и я; и тех, кого я встретилНа жизненном пути, — я погубил.