Читать «У нас это невозможно» онлайн - страница 232

Его друг Гектор Макгоблин – теперешний государственный секретарь – заверял Сарасона, что эта мужественная песня – одно из его величайших творений. Хотя Макгоблин лично не принимал участия в необычных ночных развлечениях Сарасона, он находил их очень забавными и часто говорил Сарасону, что он единственный оригинальный творческий гений среди всей этой компании спесивых болванов, включая Хэйка.

– Берегитесь этого прохвоста Хэйка, Ли, – сказал Макгоблин. – Он честолюбец, форменная горилла и благочестивый пуританин, а этой тройной комбинации я очень боюсь. Солдаты его любят.

– Ерунда! Что они могут в нем видеть? Он просто аккуратный военный бухгалтер, – отмахнулся Сарасон.

В эту ночь у него была пирушка, на которой в качестве новинки, к негодованию его близких друзей, присутствовали девушки, исполнявшие весьма оригинальные танцы. Когда на следующее утро Хэйк стал ему выговаривать, Сарасон – у него с похмелья болела голова – бесцеремонно на него наорал. В следующую ночь, ровно через месяц после того, как Сарасон узурпировал власть, Хэйк устроил переворот.

На этот раз дело обошлось без мелодраматического кинжала в занесенной руке, хотя Хэйк, по традиции, пришел поздно ночью; фашисты, как и пьяницы, в основном функционируют ночью. Хэйк вошел с отрядом отборных штурмовиков в Белый дом, где президент Сарасон в лиловой шелковой пижаме развлекался в обществе своих друзей, застрелил Сарасона и большинство его приятелей и провозгласил себя президентом.

Гектор Макгоблин бежал на самолете на Кубу и оттуда еще дальше. В последний раз его видели в горах на острове Гаити; на нем была майка, грязные тиковые брюки и плетенные из травы сандалии. Он отрастил длинную рыжую бороду и жил – здоровый и счастливый – в маленькой хижине с миловидной туземкой занимаясь современной медициной и изучая древнюю магию.

Когда президентом стал Дьюи Хэйк, американские граждане почувствовали, что им уж совсем невмоготу и стали жалеть о добрых демократических либеральных временах Уиндрипа.

Уиндрип и Сарасон ничего не имели против веселья, против танцев на улице, поскольку их можно было облагать налогом. Хэйк принципиально был против подобных вещей. Будучи атеистом в вопросах теологии, в остальном он стоял на позициях строго ортодоксального христианства. Он первый заявил народу, что не видать им никаких 5 тысяч долларов в год, а что вместо этого «они пожнут плоды дисциплины и научного тоталитарного государства не в виде цифр на бумаге, а в виде неоценимых дивидендов народной Славы, Патриотизма и Могущества». Он изгнал из армии всех офицеров, не переносивших трудных походов и длительной жажды, и уволил всех уполномоченных, включая некоего Фрэнсиса Тэзброу, слишком легко и слишком очевидными средствами наживших большие состояния.

Он обращался со всей страной, как с хорошо управляемой плантацией, где рабов кормили лучше, чем раньше, где их меньше обманывали надсмотрщики и где они были так заняты, что времени у них хватало только на работу и на сон, и они почти не имели возможности впадать в расслабляющие пороки, вроде смеха, пения (кроме военных песен о победе над Мексикой), жалоб и размышлений. Во времена Хэйка в концентрационных лагерях пороли гораздо реже, поскольку минитменам было приказано не терять драгоценного времени на этот вид спорта, и вместо того, чтобы избивать мужчин, женщин и детей, утверждающих, что они не хотят быть рабами даже на самой лучшей плантации, просто, не говоря худого слова, их расстреливать.