Читать «У нас это невозможно» онлайн - страница 188

Синклер Льюис

Через год все это отошло в область предания, и ученые с удивлением обнаружили, что кнут и наручники причиняют такую же боль в чистом американском воздухе, как в гнилых туманах Пруссии.

Читая запрятанные им в старый диван книги разных авторов – смелого коммуниста Карла Биллингера, смелого антикоммуниста Чернавина и смелого нейтралиста Лорана, – Дормэс чувствовал, как перед ним вырисовывается нечто вроде биологии диктаторских государств. Всеобщий страх, отречения от своих убеждений, те же методы ареста – внезапный стук в дверь поздно ночью, отряд полиции, удары, обыск, издевательство над испуганными женщинами, допрос, неизбежные истязания, а затем официальное избиение, – когда арестованного заставляют считать удары, пока он не теряет сознания, загаженные постели и прокисшая похлебка, стража, забавляющаяся стрельбой перед самым носом арестованного, думающего, что это и есть казнь, одинокое ожидание в неизвестности, такое долгое и мучительное, что люди сходят с ума и вешаются…

Так было в Германии, точно так же было в Италии, Венгрии, Польше, Испании, Кубе, Японии, Китае. Не многим отличалось и то, что происходило во время Французской революции, провозгласившей свободу и братство.

Повсюду та же система пыток, словно все диктаторы руководствовались одним и тем же учебником садизма. И теперь в веселой, приветливой, беспечной стране Марка Твена хозяйничала кучка маньяков-убийц, и Дормэс видел, что им было здесь так же привольно, как и в Центральной Европе.

Американские заправилы манипулировали финансами не менее ловко, чем европейские. Уиндрип обещал сделать всех богаче и умудрился сделать всех, за исключением нескольких сот банкиров, промышленников и военных, гораздо беднее. Он готовил свои выступления по финансовым вопросам без помощи специалистов по высшей математике: любой представитель печати мог это сделать. Чтобы показать сто процентов экономии на военных расходах, в то время как численно армии возросла на семьсот процентов, надо было только отнести все расходы по содержанию минитменов на счет невоенных департаментов, – так, например, обучение и искусству колоть штыком было отнесено за счет департамента просвещения. Чтоб показать увеличение средней заработной платы, проделывались фокусы с «категориями труда» и «потребным минимумом зарплаты», причем забывали указать, какое количество рабочих имело право на этот «минимум» и какой процент денег, числившихся по графе заработной платы, шел на содержание миллионов в трудовых лагерях.

Эффект получался потрясающий. Мир не видывал более смелого и романтичного взлета фантазии.

Даже самые лояльные корпо начинали удивляться: зачем без конца увеличиваются вооруженные силы страны – регулярная армия и отряды минитменов? Уж не готовился ли испуганный Уиндрип защищаться против восстания всего народа? Или он собирался завоевать всю Северную и Южную Америку и стать императором? Или и то и другое вместе? Как бы то ни было, численность войск возросла настолько, что даже при деспотической налоговой политике корповское правительство все время страдало от недостатка средств. Правительство всячески стремилось увеличить экспорт, стало широко применять демпинг пшеницы, кукурузы, лесоматериалов, меди, нефти и машин. С помощью угроз и штрафов фермеров заставляли производить как можно больше продуктов, а затем по низким ценам забирали у них все для экспорта. Но внутри страны цены все время росли, и чем больше страна экспортировала, тем меньше потребляли промышленные рабочие. А ретивые окружные уполномоченные забирали у фермеров (следуя патриотическому примеру, показанному многими среднезападными округами в 1918 году) даже зерно, оставленное на семена, лишая их, таким образом, возможности вырастить урожай на следующий год; на тех же землях, где раньше фермер собирал столько пшеницы, что не знал, что с ней делать, он теперь голодал, не имея хлеба. И этого голодного фермера уполномоченные заставляли платить за корповские облигации, приобретенные в рассрочку по принуждению. Но когда он в конце концов умирал от голода, он мог и о чем больше не беспокоиться.