Читать «Час девятый» онлайн - страница 75

Борис Егорович Бондаренко

– Проходите, пожалуйста, проходите...

А в доме остро и непривычно пахло ладаном и звучали печальные слова:

Ныне отпущаеши раба твоего, владыко,По глаголу твоему с миром.Яко видеста очи моиСпасение твое еже еси уготовалПред лицем всех людей...

И горькое протяжное «аллилуйя» заставляло женщин тянуться к концам платков и вытирать глаза.

А Михаил Федорович по-прежнему стоял в сенях и не знал, что ему делать, – все уже пришли, некого было приглашать, и он не понимал, надо ли ему идти туда, в дом, или можно стоять здесь и ждать, когда все кончится. Вернулся с кладбища Алексей, весь обсыпанный снегом, – он расчищал могилу. Алексей что-то сказал ему, но Михаил Федорович не расслышал и на всякий случай кивнул. Алексей принес ему пальто, и тогда Михаил Федорович понял, что холодно, послушно оделся и полез в карман за папиросами – ему давно уже хотелось курить, но он почему-то думал, что неудобно приглашать людей, стоя с папиросой в зубах. А потом все стали выходить из дома, и Михаил Федорович догадался, что сейчас надо выносить гроб, торопливо погасил папиросу и пошел внутрь. Но гроб уже медленно двигался навстречу ему, он громоздко лежал на длинных вышитых полотенцах и неуклюже протискивался через неширокую дверь.

Во дворе гроб опустили на торопливо подставленные табуретки. Фотограф уже установил треногу и наводил аппарат, бесцеремонно командуя громким голосом:

– Родственники, поближе к гробу! Остальные сзади, не толпитесь! Наклоните гроб, а то лица не видно! Еще ниже! Детей поставьте на скамейку! Смотрите на гроб, а не в аппарат. Внимание! Замерли! Еще минуточку! Так, хорошо, хорошо, не двигаться! Еще раз. Все!

Поставили гроб на сани, на другие усадили дьячка, старушек и детей, и скорбная процессия медленно двинулась по деревне. Сзади тихо урчала машина, везла крышку от гроба, ограду и крест. Свернули к кладбищу – и сразу стали проваливаться в снег, всхрапывающие лошади с трудом вытягивали сани, их взяли под уздцы и повели к черной яме могилы.

Стояла вокруг могилы молчаливая толпа, дьячок тяжело оперся на один костыль, в свободной руке его тускло поблескивал золоченый крест, и опять звучали скорбные голоса старушек. И вдруг тихо стало, вперед выступила седая женщина с непокрытой головой и заговорила громким голосом:

– Товарищи колхозники! Сегодня мы провожаем в последний путь нашу дорогую Анну Матвеевну Прокофьеву, замечательную трудящуюся женщину. Она прожила с нами много лет, мы хорошо знали ее, она была замечательной труженицей, хорошей колхозницей, вместе с нами она перенесла многочисленные тяготы, мы все помним, как во время войны она самоотверженно работала на колхозных полях, выполняя свой долг перед Родиной, и растила своих детей. Она была хорошим, добрым человеком, и вот теперь ее не стало. Но память о ней вечно будет жить в наших сердцах. От имени правления колхоза и парторганизации позвольте мне выразить глубокое искреннее соболезнование по поводу кончины Анны Матвеевны. Мы будем вечно помнить ее...

Женщина сбилась, замолчала, и в наступившей тишине снова раздался надтреснутый бас дьячка подхваченный голосами старушек. И наконец совершено было последнее крестное знамение и сказано: