Читать «Вторая жизнь (сборник)» онлайн - страница 31

4. Ольга Истомина — Николаю Истомину в Петербург

Владимирская губ., конец мая 1812 г.

Месяц не писала я тебе, наш милый Николенька. Время в деревне тянется медленно, и кажется, что прошла целая вечность. Маменьке стало лучше может быть, от погоды теплой и сухой. Черемуха отцвела, сейчас дивно цветет вишня. Яблони тоже в цвету. Сад весь белый с розовыми прожилками. Вчера ходили мы с маменькой и няней на папенькину могилку. Все там зелено и мирно. И слезы были светлые, тихие…

А третьего дня заезжал к нам по дороге из города в свое имение г-н Русаков (помнишь его: такой румяный, с черными баками и всегда веселый), сказал, что в столицах все войны ждут. Наполеон, мол, поклялся Россию извести. Оставил нам газеты, маменька делает вид, что их читает. Да что из газет поймешь? Хоть бы ты нам объяснил, к чему дело идет. Приедешь ли летом, как собирался? Я тебя очень жду! Хочется обо всем поговорить. Помнишь наши секретные разговоры у няни в светелке? Маменька нас, бывало, не докличется, а папенька говорил: «Опять военный совет?» Очень мне не терпится, чтобы ты об NN своими словами рассказал, в письмах ведь все как-то не так.

Книжки я твои читаю прилежно. Пробовала Tacite, но очень все это страшно и мрачно. Например, как Нерон устраивал гибель своей родной матери. Не могу такое читать.

Мы совсем не знаем, что думать об отставке Сперанского. Может быть, это нехорошо, но мы с маменькой больше думаем не о нем, хоть нам жаль его искренне, а о тебе и твоей службе. Ты не раз писал, что он желает добра России и ты хотел бы всегда работать с ним. Чем же он мог прогневить государя? Юлия Павловна, вице-губернаторша, была у нас на прошлой неделе и рассказала, что его провезли через Владимир с жандармом. Теперь он в Нижнем. Ты писал, что у него дочь — ангел. Что же с ней? Господи, почему в мире столько зла и жестокости?

Маменька целует тебя тысячу раз и говорит, что в следующий раз обязательно напишет тебе сама, а сейчас ей трудно. Она благословляет тебя снова образом Владимирской божьей матери. Наша Матрена Ивановна тебе кланяется. Старая она совсем стала, и ноги у нее пухнут. А сама исхудала страшно. К маменьке доктор из губернии приезжал, я его попросила Матрену посмотреть. Сказал, долго не протянет. Я поплакала. Внука ее Петра в солдаты забрали. Маменька не хотела, да так мир решил.

А что Андрюша Татищев, mon pauvre admirateur? Если он в Петербурге, вот для него засохшая веточка черемухи, а для тебя сирень и сестринские поцелуи, милый Николенька. До свидания, хочется думать — скорого.

5. Из дневника Николая Истомина

Петербург, июнь — июль 1812 г.

…Война с французами загорелась. Боже праведный и всемогущий! Благослови Россию и Александра! Весь город читает рескрипт государя из Вильны: «Французские войска вошли в пределы нашей империи…» Не могу ничем заниматься — ни службой, ни делами, ни NN. Бродил по городу.