Читать «Тени ниндзя» онлайн - страница 65

– Во сне? – брови ее разочарованно приподнялись. – И, надо думать, в эротическом?

– Нет, – я помолчал, подбирая слова. Мне очень не хотелось ее спугнуть, как райскую птичку, неведомо каким ветром занесенную в нашу обыденность. Птичка села отдохнуть на мой подоконник, и я очень хотел, чтобы ей у меня понравилось. И тут меня осенило. Этот образ райской птички напомнил мне один случай…

– Знаешь, я начну издалека. Давным-давно я служил срочную на флоте. На Балтике. Служил три года, многое видел. Морская служба – серьезная штука. Плавсостав все-таки…

– Знаю, – в тон мне сказала Татьяна. – У меня отец морской офицер.

– Ага. Значит, тебе все будет понятно. В общем, однообразные будни: подъем – отбой, зарядка, камбуз, построения, утренний осмотр, подъем флага, проворачивания, учебные тревоги, наряды. И так далее, и тому подобное. Посылок из дома мы не получали, только письма. Потому как стоял наш сто девяносто шестой дивизион ракетных катеров, как и вся двадцать четвертая бригада, в польском курортном городке Свиноустье. По-пански это звучит как Свиноуйсьце, а гансы, пока это была их земля, именовали городок Свинемюнде. В Польше на конец восьмидесятых была сложная политическая обстановка. Русских уже в открытую именовали оккупантами. Мы были для поляков «курва радецка», как будто не было шестисот тысяч солдат, которые погибли, выбивая немцев с польской земли… Ладно, это меня эмоция старая догнала. А говорил я о том, что гарнизон закрытый. В город только с офицером и если очень хорошо себя ведешь, в отпуск – за «прогиб» и послушание. А я послушным никогда не был. Соответственно, за три года дома так и не побывал. Женщин видел только через колючую проволоку. Короче – кошмар, тюрьма. Ходили слухи, что даже роба у нас, как у зэков, и зэками же сшита. Но! Были выхода в море, стрельбы, слежения и все такое. И вот это, скажу тебе, с лихвой окупало все неприятности… Знаешь, там я понял, что море, оно живое. У него есть свои настроения, как у человека. Бывает оно и сердитым. Тогда, конечно, атас! Но даже в шторм, веришь ли, я чувствовал, что сердится оно не на меня…

Выражение глаз Татьяны странным образом изменилось. Казалось, я сказал нечто такое, что разом сделало нас гораздо ближе, чем еще минуту назад.

– Да ты, Игорюш, – романтик!

– Романтик… – я пожал плечами. – Наверное… Вот представь, раннее-раннее утро. Воздух пронзительно ясен, но в нем все равно легкая дымка, будто он, как и море, еще не совсем проснулся. Вода – зеркалом. И это не просто сравнение. Знаешь, я никогда не догадывался, что в море так бывает. Нет даже легкой морщинки, – кажется, катер скользит по стеклу. Сорок пять узлов – это скорость! Почти девяносто километров в час! На мостике встречный ветер вышибает слезу. А ты стоишь, натянув поглубже берет, чтобы не сдуло, и слушаешь свист, с которым крыло режет воду…

– Крыло?

– Да, катер-то на подводных крыльях. Большой торпедный катер… Вот стоишь так, море как расплавленное серебро, жемчужное, и небо такое же, а горизонт в дымке, и неясно, где кончается одно и начинается другое… Только из-за этого, да еще из-за друзей, что я встретил на флоте, я готов забыть обо всем, что называется «военно-морской долбое-изм»!