Читать «Ченслер» онлайн - страница 12

Жюль Верн

Начиная с семнадцатого числа палубу поливают по приказанию помощника капитана несколько раз в день. Обычно это проделывали только утром, а теперь, вероятно, поливку приходится производить чаще из-за жары, ведь нас сильно отнесло к югу. Чехлы, покрывающие люки, постоянно смачиваются, и их плотная ткань стала непроницаемой. «Ченслер» вполне обеспечен шлангами, которые облегчают дело. Я думаю, что палубы роскошнейших яхт не моются так усердно. Казалось бы, матросы имеют основание жаловаться на увеличение работы, но они не жалуются.

В ночь с 23 на 24 октября жара в каютах и в кают-компании показалась мне нестерпимой. Хотя на море сильное волнение, я был вынужден оставить открытым иллюминатор в своей каюте, находящейся на правой стороне корабля.

Определенно чувствуется, что мы находимся под тропиками.

Я поднялся на палубу с зарей. Непонятно, почему температура снаружи не соответствует внутренней температуре корабля. Утро скорее прохладное, так как солнце едва показалось над горизонтом, а на верхней палубе в то же время очень жарко.

Матросы все время моют палубу; вырываясь непрерывной струей из шлангов, вода стекает по шпигатам правого или левого борта, в зависимости от крена корабля. По палубе струится прозрачный пенистый ручей, и матросы бегают по нему босые. Не знаю почему, но мне захотелось последовать их примеру. Я разуваюсь, снимаю носки и вот уже шлепаю по прохладной морской воде.

К своему великому изумлению, я ощущаю под ногами, что палуба «Ченслера» очень горяча, и не могу удержаться от восклицания.

Услышав это, Роберт Кертис оборачивается, идет ко мне и, отвечая на мой немой вопрос, говорит:

— Ну да! На борту пожар!

9. ДЕВЯТНАДЦАТОЕ ОКТЯБРЯ

Теперь все стало понятным: разговоры матросов, их встревоженный вид, слова Оуэна, беспрестанная поливка палубы и, наконец, эта жара, которая дошла уже до кают-компании и становится нестерпимой. Пассажиры просто изнемогают и никак не могут понять причину столь высокой температуры.

Сделав мне это важное сообщение, Роберт Кертис умолкает. Он ждет расспросов, но меня, признаться, трясет как в лихорадке. Вот оно ужаснейшее из несчастий, какие только случаются в море, и ни один человек, как бы он хорошо ни владел собой, не может слышать без содрогания зловещие слова: «На борту пожар!»

Однако я почти тотчас беру себя в руки и спрашиваю Роберта Кертиса:

— Когда начался пожар?

— Шесть дней тому назад.

— Шесть дней! Значит, в ту самую ночь?

— Да, в ту ночь, когда был такой переполох на палубе «Ченслера». Вахтенные матросы заметили легкий дымок, выбивавшийся из щелей большого люка. Они немедленно сообщили об этом капитану и мне. Сомнений не было. В трюме загорелся груз, а добраться до очага пожара не представлялось возможным. Мы сделали все что могли в этом случае, то есть заколотили люки, чтобы преградить доступ воздуха в трюм. Я надеялся таким образом затушить начинающийся пожар; и действительно, в первые дни мне показалось, что мы справились с огнем. Но вот уже три дня, как пришлось, к несчастью, убедиться, что пожар разгорается. Палуба у нас под ногами нагревается, и если бы из предосторожности я не приказал все время ее поливать, здесь уже нельзя было бы стоять. Мне хотелось, чтобы вы знали правду, господин Казаллон, — говорит в заключение Роберт Кертис, — вот почему я рассказал вам все это.