Читать «Дни гнева, дни любви» онлайн - страница 144

– Фи, мадам! Я фараонов терпеть не могу.

Он выскочил из-за стола, нахлобучил свою явно украденную военную треуголку на голову и, сунув руки в карманы, двинулся к выходу. У самого порога сорванец дерзко плюнул под самые ноги хозяину и, распевая что-то фривольное, скрылся за дверью.

Я невольно улыбнулась и тоже вышла на улицу. После теплого зала зимний воздух показался особенно холодным. Солнце растаяло среди серых мокрых туч, я брела по лужам и тающему снегу, зачерпывая туфлями воду. Ветер дул так сильно, что мне приходилось придерживать полы плаща. В лицо без конца летели мелкие брызги то ли дождя, то ли мокрого снега, от чего поля шляпки опустились. Непогода, холод и слякоть изменили меня так, что я раздумала идти переодеваться и менять свой внешний вид. Я выглядела сейчас ничуть не лучше любой горничной. Всматриваясь в клочок бумаги, на котором рукой Дантона был написан адрес министра юстиции, я решительно шагала по улицам, выбирая место у самых стен домов, так как там воды было меньше.

У лавок то и дело вспыхивали скандалы. Который день не было ни мыла, ни сахара; кофе и табак так подскочили в цене, что были по карману разве что нуворишам.

Слышались гневные возгласы:

– Это вина спекулянтов! Банкиров-спекулянтов!

– Их все знают – это Клавьер, Боскари и Шоль!

– Отъявленные мошенники! А метят еще в министерство!

– Давно пора их вздернуть… Мы третий день пьем один кипяток, ни сахара, ни чая не видим.

– А Собрание – куда оно смотрит? Конечно, в их буфете все есть – и сахар, и кофе. Вот если бы они жили хоть с неделю так, как мы…

– Клавьер уже награбил столько, что отгрохал себе дворец в Сен-Жермене, да еще скупает имущество бывших. А Боскари, говорят, приобрел два алмаза величиной с куриное яйцо…

Я протискивалась через толпу с недовольной гримасой на лице. Эти люди еще могут жаловаться на отсутствие колониальных товаров! По мне, так я бы обходилась без сахара, если бы мне за это пообещали вернуть мой дом…

– Граждане! – перекрикивал всех худой юноша, всем своим видом похожий на якобинца. – Граждане, я не парижанин, я из Блеранкура. Но даже там все честные патриоты придумали, как проучить спекулянтов.

Молодость и редкая, необыкновенная красота юноши привлекли всеобщее внимание. Стройный, хорошо сложенный, он даже смахивал на аристократа. На чистый высокий лоб падали темно-русые кудри, огромные глаза излучали поистине зодиакальное сияние. Таких красивых мужчин я еще никогда не видела. Хотя нет… в его внешности было что-то мне знакомое… Что именно? Может быть, эта холодность, просвечивающая через невыразимо прекрасную оболочку?

– Ах, какой хорошенький! – взвизгнули в толпе девицы.

На юношу посматривали восхищенно и вместе с тем с опаской – уж слишком безупречен был его изящный костюм из верблюжьей шерсти, плащ и с шиком повязанный модный галстук.

– Я из Блеранкура, я Антуан Сен-Жюст… У нас в провинции якобинцы отказались от колониальных товаров. Они дали слово не употреблять ни сахара, ни кофе, обходиться даже без сигар, пока на них не упадут цены…

В толпе раздался взрыв хохота.