Читать «Курортный муж» онлайн - страница 7

Я ревную ее?! Я!.. Да я рад хоть сейчас лететь от нее с капитаном Андрэ к Северному полюсу, а если нелегкая или попутный ветер занесет наш воздушный шар на Луну — тем лучше! Капитан, валяй на Луну! Чем я рискую? От Луны ничего мне не станется! Мы с нею братья по оружию! Она — тоже двурогая!..

Я ревную?! Я, готовый когда угодно уступить ее безданно и беспошлинно афганскому эмиру в гарем, дагомейскому королю в амазонки, — всякому, решительно всякому, кто согласится навязать себе на шею сей камень осельний и ввергнуться с ним вместе в пучину житейского моря?!

Но никто и никогда не возьмет ее у меня, и я никогда никуда от нее не убегу. А если убегу, она догонит меня даже в аду, чтобы водворить меня в черту моей оседлости: под башмак. Ибо без «мужа-мальчика, мужа-слуги» столь курортно-романтическая дама обойтись не может. Я в некотором роде Жан Вальжан супружества. Я прикован к Евгении Семеновне, как каторжник к тачке, с той разницей, что каторжник все же влачит свою тачку, куда он хочет, а я влачусь, куда моя тачка покатится.

Я уже доложил вам, что сейчас мы купаемся в Баньоли, к великой потехе всяких праздношатающихся итальяшек и французишек.

— Messieurs! au nom de pipe! regarder, regarder bien cette baleine la!

A «cette baleine» тем временем уверена, что она, малo-мало не Венера, выходящая из морской пены. Послушать ее — волос дыбом станет. В нее влюблен весь Неаполь. Мессалина перед ней — девчонка и щенок. Клеопатра годится разве в горничные, Нинон де Ланкло — много-много в компаньонки. Этот из-за нее чуть нe впал в чахотку, тот разошелся с семьей, этот хотел броситься под поезд… Словом, как поется в цыганской песне:

Один утопился, Другой удавился, А третьего черти взяли, Чтоб не волочился.

И все то врет, все то обманывает самое себя… и только себя, потому что обмануть людей — уже трудно: не по силам, не в состоянии. Какая потребность у женщин быть грешницами! Когда им изменяет возможность действительного греха, они хоть наклепают на себя, хоть нагрешат платонически, воображением!

Разумеется, у Евгении сотня платьев и две дюжины купальных костюмов. На платья я не в претензии: Бог с ними! Платья — фатальная кара супружества. Мужчина осужден мучиться жениными платьями, как женщина — родами. Это — долг платежом красен. Одно за другое, suum cuigue. Но костюмы… эти ужасные костюмы, по фасону, изобретенному мадам Евой, когда, после грехопадения, она сконфузилась своей наготы и «оделась» при помощи виноградного листа!.. Стоит мне взглянуть на купальный костюм моей супруги, чтобы ощутить припадок водобоязни, прийти в унылое, молчаливое бешенство. Если я укушу кого-нибудь в такую минуту — везите на бактериологическую станцию для пастеровской прививки. Евгения как ни в чем не бывало примеривает свои Евины пояса перед зеркалом, вертится, точно собирается на бал, а не в соленую воду, и я же обязан восторгаться: ах, как идет! А чему идти и к чему идти? Впрочем, я знал барышню, которая находила, что ей очень к лицу ее ботинки.