Читать «Александр Солженицын» онлайн - страница 19

Захар Щербак гордился, что его богатство нажито энергией и трудолюбием, умением ладить с людьми. Своей открытостью, юмором, патриархальным достоинством, степным напором он ошеломлял и очаровывал. Он был из тех самородков, чья природная хозяйская сметка и талант творили чудеса. Потом его назовут «крестьянским Столыпиным» — ведь благодаря таким, как он, тогда, на сломе веков, Россия смогла рвануть за ушедшей далеко вперёд Европой, одолевая один экономический рубеж за другим.

Десятки людей работали и кормились вокруг хозяйства Щербака, а он понимал широту своей службы и ничего не жалел для дела, не скопидомничал и не трусился над богатством. Так жить, чтоб и людям давать жить — это стало его девизом, принципом существования его экономии, как назывались имения на Кубани. «Он был не слуга деньгам, а господин им. Деньги у него не задерживались, всегда были в землях, в скоте и в постройках». Все в округе знали его как щедрого и доброго хозяина, а с рабочими он обращался так, что после революции они добровольно кормили обнищавшего и гонимого старика до самой его смерти.

В пятьдесят своих лет он выдавал стране зерна и шерсти больше, чем позже многие советские совхозы, и не меньше тех директоров работал. «Весь смысл его дела был в степи, у машин, у овечьих отар и на деловом дворе — тáм досмотреть, тáм управить. Весь успех его дела был в том, как степные просторы разделялись полосками посадок на прямоугольные отсеки, защищённые от ветров; как по семипольной системе чередовались пшеница-гарновка, кукуруза-конский зуб, подсолнух, люцерн, эспарцет, и что ни год, всходили всё гуще и наливистей; как порода коров сменялась на немецкую трёхведерную; как резали разом по сорок кабанов и закладывали в коптильню (ветчины и колбасы выделывал немец-колонист…); и, главное, как настригали горы овечьей шерсти и паковали в тюки». Когда же стоял Захар при отправке зерна, шерсти или мяса из своего имения, и глаз мог обнять весь объём сделанного, это и был его праздник, его счастье. Этим — не зазорно было и похвастаться: «Та я ж Россию кормлю».

Дисковые сеялки, сноповязалки, картофельные пропашники, плуги, молотилки и прочую технику Захар Фёдорович покупал только в Ростове — там появлялись все новинки, можно было посмотреть, пощупать, вникнуть, приобрести и применить, опережая всех хозяев округи. Многое перенимал от немцев-колонистов, и это всегда приносило барыш. Очень уважал немцев: всей России, полагал он, надо учиться у Германии, как хозяйство ставить.

Но образцовое хозяйство Захара, которое обслуживалось полсотней народу (рабочие, конторщики, приказчики, кладовщики, конюхи, машинисты, садовники, шоферы, казаки для охраны, домовая и дворовая обслуга), не казалось надежным хозяйке дома, Евдокии Григорьевне Щербак (1866 – 1931). Дочь простого станичного кузнеца с понятной фамилией Коваль, она всегда помнила саманную хатёнку, где началась её жизнь с Захаром. За много лет так и не смогла привыкнуть к своему новому положению — сидеть за столом барыней в кружевной шали и отдавать команды. «Она рада была заметить упущенное и сама поднести, а в иные дни, отстранив поварих, сготовить в ведёрной кастрюле малороссийский борщ. Уж дети, стыдясь прислуги, останавливали её, а перед гостями заставляли убрать постоянную вязку на спицах и клубок шерсти от ног». В немыслимые по крестьянскому воображению достаток и благоденствие поверить ей было трудно, и ещё задолго до революции каким-то жутким предостережением посетила семью страшная неделя — когда они с Захаром потеряли сразу шестерых своих детей, «усю середыну потомства»; скарлатина пощадила лишь старших, Романа и Марию, и самую маленькую, Таисию.