Читать «Порнограф» онлайн - страница 41

Сергей Валяев

— А я не знала, что Ванечка у нас пролетарий!

— Все мы вышли из народа! — вмешался князь в наш малосодержательную треп. — Так выпьем же за тех, кто несет в народ искусство! — И посчитал нужным уточнить. — Это я говорю о своем друге. — И отвесил гаерский поклон. — Сашенька, рекомендую.

Я обиделся: что они все понимают в высоком, как башня из слоновой кости, искусстве и, видимо, от чрезмерных чувств процитировал поэтическую строчку (не свою):

— «Неразумны те, кто думает, что без нисхождения во ад возможно искусство».

Это были мои последние слова. Адская смесь из коньяка и цинандали рванула в моем органе для приема пищи, точно боевая граната РГД-5. И темная воронка небытия вобрала меня, как младенец пустышку.

После безжизненного прозябания на затворках космической пустоты, выражусь красиво, с неимоверным трудом разлепил веки и увидел мировую колышущуюся муть, где, по утверждению ученых, и произошла жизнь на одной из планет нашей солнечной системы. У меня возникло стойкое ощущение, что нахожусь то ли под ракетой, стартующей в неведомое, то ли под прессом для проката стального листа. Как говорят в подобных случаях, все члены были точно налиты свинцом.

Мама моя! Где я и что со мной? Вот так всегда: искрящиеся, как троллейбусные провода в дождь, праздники заканчиваются и начинаются тошнотворные будни. Усилием воли приподняв проспиртованную голову, я обнаружил себя распластанным на собственной тахте. Это обстоятельство меня несколько взбодрило: главное для естествоиспытателя находится на своей территории.

Я поймал опытной рукой бутылку под столом, предусмотрительно оставленную мной; зная свои полеты в незнакомое и трудное возвращение из него, я приучил себя ставить спасительный, скажем так, радиомаячок.

Ух!.. Жизнь вновь затеплилась во мне, как на планете, разбитой метеоритными бомбардировками. Эх, Ваня-Ваня, надо заканчивать эти полеты в вечность, добром не кончится. И в подтверждении столь здравой мысли я увидел… призрак прабабки Ефросинии. Он всегда появлялся, когда я имел неосторожность провалиться в выгребную яму Макрокосма.

— Все понял, бабуля, — поспешно заверил её. — Начинаю новую жизнь.

— Скоко ты её, охальник, обначинал, — колыхала головушкой, обрамленной клочьями мги. — Маманьку-то позабыл, поганенок. Недобро, ой, недобро.

— Ну ладно тебе, ба, — вздохнул. — Поеду на днях.

— Ужо ездил, миленок, — съязвил призрак. — Второй годок вот как.

— Дела, ба, — нервничал, — честное, блин, слово!

— Знамо твои, блин, дела, засоранец, — цокнула в сердцах. — Шоб ныне отправлялси до Лопушкино Оврага, а то я тёбя, внучёк, заговорю и пити кляту-градусну боле не смогешь.

— Э-э, вот этого не надо, — заблажил я. — Одна радость в жизни осталась. Ба, имей совесть!

— Тоды геть до Лопушкино Оврага, — и, пригрозив сухеньким пальчиком, исчезла в открытом окне, где млело раннее летнее утро.

Почувствовав легкое недомогание от преждевременных собеседований с видениями из мира теней, я влил в себя жидкости, стабилизирующей общее состояние, и прилег на кота, изображающего пуховую подушку.