Читать «Самый красивый конь» онлайн - страница 13

Борис Алмазов

— Ну и ладно! — сказала Маша. — Все равно у Панамки есть защита. Это я!

Глава восьмая. КАЖДЫЙ ДЕНЬ, КРОМЕ ЧЕТВЕРГА

— Многие слова со временем теряют первоначальное значение. Вот, например, слово «ремонт». Это слово французское и означало раньше «пересесть на свежую лошадь». А «ремонтировать» — это значит «обновлять конский состав». Новых лошадей покупать, одним словом. Ну вот, сейчас копыта замоем, и на сегодня все. Давай воду! Панама тащит ведро Борису Степановичу. Довольный, растертый соломенным жгутом Конус весело хрупает сено. Он выздоравливает. Сегодня Борис Степанович сделал небольшую проездку. Ох и намучились они с Панамой за этот месяц! Конусу становилось то лучше, то хуже. Сидела в нем невесть где подхваченная простуда. И много пота пролили они, прежде чем услышали от Петра Григорьевича: «Завтра начинайте работать коня. Сначала работайте шаг. Шагайте коня минут тридцать, и две репризы по десять минут рысью…» Панама теперь каждый день ходит в манеж. И странное дело, сейчас, когда у него времени в обрез, он перестал опаздывать в школу и даже начал лучше учиться. За месяц только две тройки. Раньше, бывало, сядет за уроки и сидит часов пять. Пишет, на промокашке рисует, в окно глядит. А теперь в окно глядеть некогда: на уроки Панама может потратить час-полтора, не больше, а то в манеж опоздает к вечерней проездке. Поэтому и на уроках сидит как памятник, не шелохнется, каждое слово ловит: запомнишь на уроке дома учить не надо. Только вот с классом отношения испортились. Первым поссорился Столбов, с которым они с первого класса за одной партой сидели. Сколько раз их рассаживали за болтовню, но они опять вместе садились, а тут Столбов сам ушел, да еще стукнул Панаму по голове.

— Знаю, знаю, Панамочка дорогой, — сказал он на прощание, — чего ты такой замечательный стал, в отличники прорываешься: Юлечке своей хорошенькой понравиться хочешь. Только ничего у тебя не выйдет! Ты ростом от горшка два вершка, а она вон жердина какая. Ну что мог ответить ему Панама! Что в школе у него все получается само собой? Кто этому поверит! Рассказать про манеж он не мог, да и что рассказывать? Как он из денников тачками навоз вывозит, как Конусу компрессы делает и клизмы ставит? А сказать, что он Юле понравиться не хочет, тоже нельзя. Да и разве есть в классе такой мальчишка, который бы ей понравиться не хотел? Даже Сапогов-второгодник и тот замолкает, когда Юля входит в класс. Она такая красивая, у нее свитер красный, ее даже по телевизору показывали. И комментатор сказал: «Это надежда нашего города, подрастающая достойная смена», и всякие другие хорошие слова. Конечно, Панаме она очень нравилась, даже ночью снилась один раз, только как — он не запомнил. Хорошо снилась. И все у нее получается ловко и весело. Иной раз выйдет отвечать — ничего не знает, а глаза свои огромные распахнет и начнет говорить, говорить и, глядишь, на четверку ответит… Панама от удивления только в затылке чешет.

— Личное обаяние, — говорит Столбов, — ничего не попишешь. Вот есть обаяние — и делай что хочешь, а нет — давай учи! Обаяние — оно как лазер, от него никуда не денешься, вот, к примеру, лазерная винтовка… Кончались такие беседы тем, что Столбова ставили столбом — за разговоры. На одного только Бориса Степановича это обаяние почему-то не действовало. Когда он вызвал ее в первый раз и Юля своей необыкновенно красивой взрослой походкой вышла к доске, учитель оглядел ее с ног до головы и весело сказал: