Читать «Здоровые и больные» онлайн - страница 9

Анатолий Алексин

— Если он будет.

— Готовьте больную! — крикнул я Маше и Паше, которые вышли из ординаторской в полной боевой форме. — Быстро готовьте!

Молодожены послушно скрылись в операционной.

— Выселить из отдельной палаты человека, которому она была обещана, это бесцеремонность, — наседал Семен Павлович.

— О чем вы думаете? — вскрикнул я, видя, что освободить палату для него страшнее, чем отпустить на тот свет молодую женщину.

— Я думаю о том, что до вас в нашей больнице почти не было смертности. А тут… Есть хоть малейшая надежда? Я же видел ее лицо.

— Мамочка! — раздался крик, после которого наступила полная тишина.

Все забыли, что в такси, на заднем сиденье, был еще мальчик. Он не пострадал от удара. И сейчас стоял рядом с нами.

«Если бы мы в зрелом возрасте так боялись терять матерей, как боимся этого в детстве!» — неожиданно подумал я, убедившись, что Коля простоял за дверью операционной три с половиной часа.

Позже я понял, что к нему этот мысленный укор отношений иметь не мог.

Я не любил, когда мои коллеги сообщали о больном «Пришлось собрать его по кусочкам». Человек из кусочков не состоит… Но у Нины Артемьевны и в самом деле неповрежденным было только лицо: даже жестокая катастрофа не рискнула посягнуть на него — таким оно было красивым.

Я привел Колю в послеоперационную палату, чтобы мать увидела его и убедилась… Но одновременно и он убедился, что Нина Артемьевна в отчаянном положении: она ни звука не произнесла, не улыбнулась. И тогда Коля угрюмо сказал:

— Я не уйду без нее.

— Что ты так напрягаешься? — спросила его Маша. — Не напрягайся, пожалуйста!

Это, как ни странно, мальчика обнадежило: не станут же шутить и иронизировать… если предстоит нечто трагическое.

Я привязывался к тем, кто нуждался во мне. Привыкал… И чем беззащитней был человек, чем исступленней он на меня надеялся, тем больше я к нему привыкал. Чаще это были мужчины, потому что женщины перед лицом недугов держатся мужественней. Жалеют они не себя, а тех, кто их навещает и дожидается дома. И хирургу, который вынужден приносить боль, женщины очень сочувствуют: «Столько хлопот я вам доставляю! Столько забот!…» Они редко вникают в детали своих недугов: им болеть некогда.

Мужчины же поднимаются навстречу огню и бурям, но когда у них берут кровь из пальца, замирают в ожидании. Они болеют обстоятельно и подробно. Сравнивают свое состояние с другими, как им кажется, аналогичными случаями. И обижаются, если серьезность их заболевания кто-то недооценивает.

Это не раздражало меня… Операция — всегда неизвестность, а перед неизвестностью люди вправе робеть. Воспринимать грядущее, как абсолютную тайну, свойственно детям — и мои больные часто обретали детские качества. Я сочувствовал им… И чем совместные переживания были острее, тем больше они нас сближали.

Мне казалось, что эти душевные связи продлятся до конца моих дней. Но они обрывались… Я давал номера своих телефонов, но звонили мне лишь до поры окончательного выздоровления. Быть может, воспоминания о тревогах и болях, неизбежно связанных со мной, людей тяготили?