Читать «Секретный дьяк или Язык для потерпевших кораблекрушение» онлайн - страница 281

— Я человек военный, — ответил полковник Саплин и неукротимо пристукнул кулаком по острому колену. — Куда отправят, туда и пойду. Я первое слово в жизни произнес — солдат. Рос, молчал, а потом первое слово произнес — солдат. Уже позже позвал — тятя! И совсем позже — мамка! Выслали б, я и в Березове не пропал. Многому научен. Когда-то от Москвы до Санкт-Петербурха мог доскакать за двое суток. Под фортецию чувств… Подкопы…

Крестинин усмехнулся:

— А кто платил за загнанных лошадей?

— Сам платил. И сам дошел до Камчатки. И сам добрался до дальных островов. Многих немирных дикующих привел в полную десперацию, надежно охранял гору серебра. Коли б не поп поганый!

— Знаю, Яков Афанасьич, — вздохнул Крестинин. — Ты везде дома. Неистов, неукротим, и одарен громадным терпением. Я так не могу. Я бы не высидел столько лет на острове.

— А в деревне?

— Да мне и в деревне неспокойно, — пожаловался. — Часто подхожу к окну, прислушиваюсь, не едут ли гости? Когда-то с радостью прислушивался, теперь с боязнью. Сам знаешь, сколько людей похватано только по одному делу кабинет-министра Артемия Петровича Волынского. Хамшарен!.. На что оракулом считался граф Андрей Иванович Остерман, а и он, наверное, не предполагал, что потащат на плаху самого кабинет-министра Артемия Петровича… Ишь, моду взял, немцев ругать при дворе! А потом любимую карлицу императрицы изволил по щекам бить. Не стесняясь, вслух говорил, что якобы дура наша толстая Нан!.. Да, может, все так и есть, но молчи!.. Кто скажет, где сейчас кабинет-министр? Разве спасло Артемия Петровича его великое богатство?…

Перекрестился на мелькнувшую по правую руку церквушку:

— Взяли Артемия Петровича в тридцать девятом, а до сих пор все помню… И тридцать седьмой помню, и тридцать четвертый, и все другие годы, когда события крутились, как в ужасном водовороте… А теперь опять… Редкий гость появится, спрашиваешь о людях с опаской…

Полковник кивнул.

Что-то отразилось в его выпуклых черных глазах. Сказал неукротимо:

— Я гостей ни о чем не спрашиваю. Ко всему приучен. По виду гостя могу сразу определить, кого еще взяли. Как нымылан по запаху. Редкий гость появится, сразу веду его к прудам, в которых развожу рыбу. Пусть посидит над прудом, полным красивой рыбы. Пусть подумает. Рыбы, как понимаешь, не знают своей официи и отеческой аттенции государя лишены. И о судьбе своей не догадываются. Вот насмотришься на рыб, мнящих себя свободными, а потом хватаешь любую и в огонь. А ты говоришь, законы… Какие законы на святой Руси?

Иван промолчал.

— Ездить, правда, гости стали реже. Так это и хорошо. Дни провожу в экзерцициях, много думаю. Не поверишь, Иван, — полковник тревожно глянул на Крестинина. — Иногда странное со мной происходит. Войдешь в пруд по колено, в воде серебро мелькает, чешуя, как полукопейка, и вдруг таким ужасным пахнет на тебя от воды… Встанешь, и слезы в глазах… Где все? Где жены переменные? Где малая Афака? Где большая Заагшем? Где Казукч, Плачущая?… …Где допоздна так сладко пели птицы… — …Где море с накатом, где сопка в огне? Где каменные отпрядыши за крутым берегом? Где сам берег — обрывистый, в водопадах, в непропусках, весь забрызган пеной? Где на камнях морская трава, нарезанная на ленты. Где круглое небо над головой?… — Поморгал глазами удивленно: — Иногда не знаю — было ли все? Или только приснилось?