Читать «Секретный дьяк или Язык для потерпевших кораблекрушение» онлайн - страница 276

Удивился вслух:

— Но я-то!.. Всегда стремился!.. Знал путь к Апонии!.. Почему же сижу в цепях, в сыром подвале? Разве сюда шел?

— Доброе дело грехом не делается.

— Молчи! — монах стремительно обернулся к Крестинину, глаза по волчьи свсркнули во тьме. — Кто ты, чтобы судить меня?

— Сам знаешь — кто. И сам без крови, столь обильно тобою пролитой, почти дошел до Апонии.

— Молчи! — в глазах монаха зажглась желтая ненависть, ледяная, как звезды в морозную ночь. — «Почти дошел!.». Если почти и дошел, то благодаря моим трудам, благодаря моей утерянной в Санкт-Петербурхе маппе. За все спасибо мне должен сказать. Даже за то должен сказать спасибо, что оставил тебя на острове. Не оставил бы, рано или поздно ужасный господин Чепесюк все равно спросил бы тебя: а ну, говори, кто учинил ту маппу? Господин Чепесюк многое хорошо знал… — Усмехнулся: — Ты жизнь прожил чужую…

— Как сказал, монах?

— Ты жизнь прожил чужую.

— Я путь искал в Апонию!

— По чужой маппе!

Вот оно, без отчаяния, даже с некоторым равнодушием, даже с неким странным холодком, подумал Крестинин.

Жизнь прожил чужую!

Прав был старик-шептун. Сбылись все его предсказания.

Но ведь сам шел!.. Почему чужую?… Пусть не по собственной воле, пусть сначала подтолкнули, но сам, сам шел! И чугунный господин Чепесюк это видел. Какая ж чужая жизнь?…

Но обожгло душу холодом.

Все, все так, как говорит монах! Не окажись при нем маппы Козыря, Усатый не обратил бы внимания на мелкого секретного дьяка. Не окажись рядом с ним тайного господина Чепесюка, не дошел бы и до Якуцка…

И так далее.

Жизнь прожил чужую.

Прислушался, не понимая, к шепоту монаха:

— Разве во мраке познают чудеса?…

Но монах, кажется, забыл уже о своей вспышке.

Успокаиваясь, нехорошо покашливая, монах снова вглядывался в причудливо вспыхивающие капли влаги, в темную слизь плесени, будто, правда, катились по морю зеленовато-черные валы, подернутые пеной, всклоченные ветром, ударившим от высоких берегов некоего острова, целиком состоящего из огнедышащей горы; шептал:

— А далее Итурпу. Там кых-курилы живут. О том рассказал мне апонец по имени Шитанай, он сам не раз бывал на острове Итурпу. Говорил, что там растут леса, что там много медведей, что ни у кого не состоит в подданстве местный простой народ кых-курилы… — Неожиданно слабым голосом выдохнул из тьмы: — Вот хочу дойти до острова Итурпу, спасу нет… Знаю, живет там богатый народ… Все у них есть, никому не платят ясак, только души у них во тьме, тоскуют перед деревянными идолами… …Кенилля… — …Каждый в невежестве погибает, не зная, не ведая о спасении. …Кенилля… — …Хочу дойти до острова Итурпу, спасу нет. Готов нести любые лишения. Вот несчастен, истлеваю в подвале. Да почему, Господи, ярость Твоя меня сокрушает?

Опять зашептал, жадно вглядываясь в сырую, исчерченную пятнами и линиями стену:

— А там дальше Матмай… Самый богатый остров…

— Почему так думаешь?

— Так рассказал апонец Санима. Там широкие берега. А на широких песчаных берегах — малые тапочки, все с одной ноги, и ломаная лаковая посуда, и всякая снасть. Что море отберет у апонцев, то, изломав, выбросит на широкие берега. Апонец Санима сам рассказал. Апонская обувь, обрывки платья, разбитые бусы, бамбуковая снасть… Откуда все это, если не с близкого острова?… А он самый близкий в тех краях… Матмай… — Странно скосил желто по-волчьи сверкнувшие глаза на лишенную пальца руку Крестинина.