Читать «Устав соколиной охоты» онлайн - страница 12

Михаил Глебович Успенский

– Ну как? – спросил Авдей про свое рукоделье.

Васька кивнул одобрительно. Авдей сгреб поддельного Ивана в мешок. Мымрин велел мазать рожу сажей, и сам того же сделать не оставил – де мы, соколы, тоже пострадали от огня, и кафтаны попалили лучинкою, чтобы совсем похоже стало. Теперь можно было идти в приказ с относительно честными глазами.

Иван (Данило) Полянский, дьяк «в государевом имени», сидел за столом и горевал снова над некой заморской бумагой. Писали из французской страны, из стольного града Парижа, из самих луврских палат. Полюбовница тамошнего короля Людовикуса Четыренадесятого, мадам де Монпасье, она же гулящая девка Лушка Щенятева, из фавора у Людовикуса вышла, потому как вздумала поправить свои денежные дела, выходя по старой привычке с бирюзовым колечком во рту и с рогожкою на Нельский мост, а ныне та мадам де Лушка отправлена Людовикусом в монастырь навечно…

Не успел дьяк оправдаться за лондонскую великую конфузию, как новая напасть…

Влетели соколы – запыхавшиеся, закопченные.

– Ну? – спросил Иван (Данило).

– Вот! – сказал Авдей и тряхнул мешком. Загремело.

– Пошто маленький? – удивился дьяк.

– Обгорел малость, от огня и дыма скукожился! – радостно сказал Мымрин. – Окажи!

Авдей высыпал свое художество на пол, прямо на персидский ковер. Дьяк заплевался, замахал руками и велел спрятать Ивана Щура обратно в мешок. Авдей тыкал ему в нос обгорелой подошвой с серебряными подковками.

– Верю, верю, – сказал дьяк. – Молодцы.

– Мы его живым хотели, – сказал Мымрин. – Да стена рухнула.

Полянский был умен. Дуракам в Тайных дел приказе нечего тайно делать. Он понимал, что это никакой не Иван Щур, а так, чужие кости. Но делал вид, что верит, и соколы делали вид, что они и вправду соколы, в огне не горят и в воде не тонут…

– Что, Ивашка, набегался? – глумливо обратился к мешку Мымрин. – Будешь еще государю охальные письма подметывать?

– Да, – согласился дьяк. – Теперь много не напишет. Надо государю доложить да похоронить бесчестно…

Алексей Михайлович, вопреки Блюментросту, долго жить будет: легок на помине. Дьяк и подьячие рухнули на колени.

– Здравствуй на многие лета, государь-царь и великий князь! – сказал дьяк.

– Здравствуй, Иванушко (Данилушко), – очень ласково сказал Аз Мыслете. – И вы здравствуйте, соколы мои зоркие, Васенька и Авдейка… Что это вы копченые такие? Не Ваньку ли Щура ловили?

– Точно так, государь: изловили и представили! – ликовал дьяк. Он сделал Авдею знак, и тот снова высыпал Ивана Щура пред царские очи.

– А что же, вживе не смогли? – продолжал промеж тем царь.

– Стена рухнула, – сказал Васька. – Только по подковкам и опознали: они у вора серебряные…

– Серебряные… – повторил государь-царь. – Золотые вы мои, адамантовые! Государству радетели! Упасли, уберегли! А как же он обгорелою ручкой своей еще письмецо мне написал? А?

Соколы привычно затрепетали. Дьявольские бумажки, видно, и в огне не горят!